В этом году мне, как и многим моим друзьям, исполняется 30 лет. А это такая странная цифра, дорогой читатель, про которую и говорить-то уже вслух не совсем ловко, тем более если ты в силу жизненных обстоятельств не Марк Цукерберг и не мужчина.

Как бы сказали антропологи, 30 лет — дата семиотически нагруженная, связанная в народном сознании с возрастной границей молодости. То есть, если верить отечественным учебникам по возрастной психологии, со вторника на среду моя молодость официально подошла к концу (в учебниках так и написано: «Глава вторая. Молодость (20–23 — 30 лет)»), и я — ух ты! — проснулась в третьей, не такой уж весёлой, главе «Зрелость». А там, глядишь, и до переплёта рукой подать.

Но почему 30? Почему не 35? Не 28? Не 41? Не 18? Кто это придумал? А я скажу. Это придумал харьковский демограф Александр Петрович Рославский-Петровский, который первым в России предложил классификацию поколений во второй половине XIX века. Он разделил население Российской империи на подрастающее поколение (до 15 лет), цветущее (16–60) и увядающее (старше 60). К цветущим он отнёс молодых (до 30 лет), возмужалых (до 45) и пожилых (до 60).