Москва не первый год одержима самообразованием: в городе постоянно открываются сотни курсов по программированию и архитектуре ислама, риторике и современному искусству, истории костюма и столярному делу, предпринимательству и мыловарению. С наступлением осени сотрудники The Village решили стать лучшими версиями себя и в свободное от работы время отправиться на семь разных курсов, которые как минимум могут подарить новое хобби, а как максимум — обеспечить стабильную подработку. Спустя месяц они записали свои впечатления.

 

Диджеинг

Анна Чесова, шеф-редактор The Village

Курсы диджеинга стали кладбищем моего тщеславия. Сказать по правде, я рассчитывала на лёгкое и ненавязчивое путешествие в профессию: пока мои коллеги будут колоть пальцы иголками, корпя над шитьём, марать холсты красками или биться над постижением музыкальной грамоты, я стану прожигательницей жизни у диджейского пульта, вся в лучах софитов и славы. Всё говорило о том, что я иду по пути наименьшего сопротивления. В конце концов, у меня за плечами четыре года музыкальной школы, красный диплом вуза и аттестат о среднем образовании с двумя четвёрками, уж как-нибудь я этот ваш диджеинг сдюжу. К тому же диджей-школа Umaker работает как раз по соседству с нашей редакцией, а значит, в поисках новых знаний не придётся чебурашить на другой конец Москвы.

Не буду нагнетать лишнего саспенса и сразу скажу, что я, конечно же, ошибалась самым жестоким образом. Месяц жизни, в который я постигала диджейское ремесло, навсегда запомнится мне щемящей болью в груди, ежедневным разочарованием в себе и своих способностях, страхом, фрустрацией и тоской. Об этом и будет мой рассказ.

(Впрочем, если многословным опусам экзальтированных барышень вы предпочитаете сухие факты, обратите внимание на серую плашку справа — там я предельно кратко описала всё то, что вам понадобится для обучения профессии. Дальше можете не читать.)

Итак, наивность пополам с самонадеянностью не позволили мне как следует подготовиться к первому уроку: вместо того чтобы хоть что-нибудь почитать по предмету, я тщательнее обычного накрасила глаза — в учителя мне дали симпатичного юношу (позывной — Дима Дем), а это, надо признать, моя любимая категория людей. И пока преподаватель пытался донести до меня устройство диджейского пульта, я кокетливо подпирала бедром стол, делая при этом вид, что старательно записываю всё в тетрадь. Хотя на самом деле куда старательнее я делала губки уточкой.

Ко второму уроку я смогла совладать со страстью смотреть на этот мир томным взглядом с поволокой, но тут как раз началась практика. От сведущих людей я слышала, что сводить треки в диджейской программе Traktor, в которой мне и предстояло работать, сможет даже осёл, но внезапно выяснилось, что до него мне ещё далеко. Порой я не отличала на слух средние частоты от высоких, не всегда могла запомнить простейший порядок действий, часто не контролировала свои руки, которые внезапно начинали жить своей жизнью и крутить там, где крутить не надо, а также почти всегда страшно тупила. В результате каждую секунду урока мне было неудобно за себя и за то, что я такая неуклюжая колода, поэтому я постоянно извинялась. Извини. Ой, прости, пожалуйста, давай попробуем снова. Блин, сорри, я опять всё испортила. Прости. Чёрт. Прости.

Так проходили почти все мои следующие занятия, и оттого подготовка к ним всегда несла на себе печать театрального драматизма: за полчаса до выхода (на уроки приходилось ходить сразу после работы) я, мрачная челом, начинала жаловаться коллегам на тотальное отсутствие у меня музыкальных способностей. Я вздыхала и заламывала руки, я заедала стресс джанкфудом, я даже вновь начала курить — настолько мне было некомфортно в шкуре посредственного ученика. А когда наконец я начала делать хоть какие-то успехи (однажды я сама предложила удачный вариант сведения композиции А с композицией Б — запомню этот момент на всю жизнь), курс подошёл к концу.

Главным домашним заданием к каждому следующему уроку были новые треки. Цель — скачать как можно больше, чтобы было из чего выбирать во время практики. Поэтому мне пришлось сделать контент диджейских сайтов постоянным спутником своей жизни. Каждый божий день я завтракала, обедала, ужинала, а также работала, стирала и убиралась, гуляла и ходила за продуктами под электронную музыку. При этом слушать приходилось так, как раньше я никогда этого не делала. Например, одним из заданий на дом было постоянно считать такты — это помогает разделить трек на составляющие, уместно вступить входящей композицией, в правильном месте убрать нужные частоты и вообще контролировать ситуацию. Иногда я, забываясь, считала и комментировала вслух. Тогда моим случайным попутчикам в общественном транспорте приходилось слышать что-то вроде «И вот через третьи тридцать два мы наконец слышим тему, да неужели».

Ещё мне предстояло узнать, что в электронной музыке тоже есть куплеты и припевы. Постигая разницу между ними, я утомила коллег бесконечным «тэч-тэч-тэч» из моих наушников. Писать мне особенно нравилось под тек-хаус, редактировать — под техно, а домой после тяжёлого рабочего дня я тащилась под дип. Даже сейчас я пишу эти строки и параллельно проверяю, что там вышло сегодня на «Битпорте». Ощущение, что я снова не выполнила план по прослушанным трекам, кажется, ещё долго будет меня преследовать.

Итогом месячного обучения стал 30-минутный сет, который можно послушать ниже. Треки для него мы подбирали из моих учебных папок, в которые я складывала музыку для уроков. Таким образом, это ровно тот материал, с которым я работала в школе. Небольшой спойлер: в сете есть эпизод, где я допустила ошибку при сведении, но мы решили всё равно оставить именно этот вариант как наиболее близкий к тому, что я обычно выдавала на уроках.

Где:

школа радио, диджеинга и звукозаписи Umaker

Стоимость:

20 тысяч рублей за курс из десяти занятий

   

Дополнительные траты:

Программа Traktor для сведения треков: 100 долларов

Диджейский контроллер:
31 500 рублей на Native Instruments
(при покупке программа Traktor предоставляется бесплатно)

Треки для уроков: в диапазоне
от 1,49 до 2,50 доллара за композицию на специализированных диджейских сайтах

Диджейские наушники: в среднем 15 тысяч рублей

Ноутбук: подойдёт любой, но профессионалы рекомендуют использовать технику фирмы Apple

Программа Mixed In Key, помогающая на первых порах определить музыкальную сочетаемость треков: 58 долларов

Первый составленный лично вами сет, как водится, — не конец, а только начало. Тут начинается долгий путь дальнейшей, более осмысленной, практики и попыток трудоустроиться. К примеру, в Umaker говорят, что помогают с работой своим выпускникам, однако без вашего активного участия, полагаю, ничего не получится. Придётся много и профессионально тусоваться, завязывать нужные знакомства среди организаторов вечеринок и владельцев площадок — благо выбирать сейчас есть из чего. При этом источником основного заработка диджеинг может стать не сразу, а может и вовсе не стать. Например, один мой знакомый периодически играет довольно дорогие сеты — по 15 тысяч за штуку — в свободное от основной работы время, что помогает ему уверенно держаться на плаву в нынешние голодные времена. А стандартный стартовый ценник — от пяти тысяч за двухчасовой сет.

Во всей этой истории, кажется, должна быть мораль, и вот она. Идти учиться чему-то с нуля, будучи совсем взрослым человеком и состоявшимся профессионалом, — это как купить билет на аттракцион. Ты платишь деньги за то, что тебе некомфортно и страшно, а иногда и вовсе мучительно, даже невыносимо. Это в уютном офисе с девяти до шести ты строгий, но справедливый шеф-редактор, велеречивый сейлз-менеджер, умница-программист или рассудительный бухгалтер. А на уроке ты просто тупица, у которого ничего не получается и которому чертовски стыдно за сам факт своего существования. Это ощущение настолько захватывает (особенно эксцентричных товарищей вроде меня), что в какой-то момент становится определяющим. Потом внезапно что-то происходит, и из неуклюжего неумёхи ты превращаешься в человека, у которого ПОЛУЧИЛОСЬ. И это похоже на американские горки: ух, ну надо же, ведь всё-таки могу! Бежишь домой, как какой-нибудь школьник с пятёркой в дневнике, и улыбаешься, прокручивая в голове момент своего триумфа. Всё, ты больше не самое бесполезное существо в мире, ты молодец, ты человек, который смог. Но уже на следующий день в тебе поселяется другое ощущение, поначалу смутное, но крепнущее с каждым новым днём. Про себя я окрестила его «комплексом тупицы». Это спящий в тебе вечный студент снова рвётся в бой. Он жаждет новых знаний, новых провалов и новых побед над собой.

Я, например, уже присматриваю себе курсы купажа.

P.S.: В финале позволю себе дать несколько простейших советов для тех, кто готовится ступить на скользкую диджейскую дорожку и при этом имеет нулевые представления о том, к чему готовиться. Во-первых, готовьтесь к худшему: чтобы научиться сводить мастерски, «драматически», как говорит мой преподаватель, постоянно поддерживая музыкальное развитие темы, нужно много и упорно практиковаться. Поэтому у вас должно быть достаточно свободного времени после работы, а также готовность посвящать этому часы своих выходных. Во-вторых, уже сейчас много слушайте: на сайтах beatport.com, whatpeopleplay.com, traxsource.com и других лежит достаточно музыки для того, чтобы забить ею свою жизнь под завязку. Слушайте и считайте такты, это правда помогает. В-третьих, освойте азы музыкальной грамоты, так будет намного проще. Чем отличаются средние частоты от высоких, что такое пресловутый такт и мощность канала, темп и тональность — всё это лучше узнать раньше, чем позже. И наконец в-четвёртых, ничего не бойтесь. То время, которое вы потратите на ненужную рефлексию, лучше провести с пользой: за сведением треков. Удачи!

Пока преподаватель пытался донести до меня устройство диджейского пульта, я кокетливо подпирала бедром стол, делая при этом вид, что старательно записываю всё в тетрадь. Хотя на самом деле куда старательнее я делала губки уточкой

Макияж

Юрий Болотов, главный редактор The Village

«SMOKY EYES — ИДЕАЛЬНАЯ ТЕХНИКА ДЛЯ ТОГО, ЧТОБЫ КОРРЕКТИРОВАТЬ НАВИСАЮЩЕЕ ВЕРХНЕЕ ВЕКО!!))», — экспрессивная речь Елены Крыгиной (южнорусский выговор? Не знаю, но ощущение, что она говорит смайликами) разносится по квартире. Час ночи, и, пока моя девушка спит, я смотрю, как молодая блондинка «вытяяяяягивает вот эту линию» карандашом. YouTube — это и музыкальный сервис, и набор для вечеринки, и новое телевидение со своими образовательными шоу: уже неделю каждый вечер я втайне изучаю здесь техники нанесения макияжа. И чего скрывать: это очень завораживает.

Вообще-то обычно я предпочитаю смотреть, как немолодые аккуратные мужчины готовят рыбу в технике су-вид или делают идеальные стейки (две с половиной минуты с обеих сторон на хорошо разогретой сковородке — вы не поверите, как же это круто). Но сегодня у меня задание: редакция The Village решила в качестве эксперимента научиться чему-то новому и непривычному. Мужчина и макияж? В патриархальном российском обществе это сочетание кажется чем-то из ряда вон: согласно народной молве, настоящий мужчина должен быть могуч, злюч и вонюч, а разбираться в косметике и ухаживать за собой — это «вести себя как баба». Так вот: идите к чёрту, мужчина ничего не должен. Ещё один выпуск Крыгиной — и спать.

Видеоблоги — самый простой способ погружения в тему, а Елена Крыгина — едва ли не богиня российского YouTube: некоторые её выпуски собирают больше миллиона просмотров (и её мини-профайл написал The Village). Но довольно скоро становится ясно: хочешь научиться наносить макияж — наноси макияж, а не смотри ролики. Я изучаю практические занятия у визажистов. Хотите стать профессионалом? Запишитесь на курсы в Московскую школу визажистов. Выбираете что-то попроще? Во многих корнерах косметических марок можно получить необходимые практические советы. Я выбираю мастер-класс по базовым навыкам M.A.C Technique в «Атриуме».

В теории всё звучит так: M.A.C Technique — двухчасовое занятие для четырёх человек. Сперва профессиональный визажист в течение полутора часов пошагово показывает на ассистенте определённую технику нанесения макияжа — в процессе можно задавать все волнующие вопросы, — а потом всё это нужно повторить на себе для закрепления. Кажется, миссия невыполнима, и, чтобы не выглядеть в одиночку совсем уж неумелым чурбаном, я беру с собой на эксперимент спецкора Таню, у которой первый день на работе. Она признаётся, что не очень умеет пользоваться косметикой, — отлично, значит, будет весело.

Всё ещё лучше, чем я думал. Во-первых, из четырёх учеников неопытными оказываются примерно все. А когда лажают все вместе — это почти и не стыдно. Во-вторых, нашим преподавателем оказывается визажист Алексей Черников: он остроумный, нескучный и любит своё дело так, что превращает техническое занятие в стендап. Когда он рассказывает об очищении лица и кожном себуме, я и правда начинаю верить, что не бывает скучных предметов — бывают плохие преподаватели.

Между делом Алексей объясняет вещи, которые кажутся не требующими подтверждения аксиомами: например, зачем очищать лицо тоником перед нанесением увлажняющего крема. «Тоник сужает поры после того, как вы распарили кожу. Если этого не делать, то крем будет их забивать. А ваши поры будут всё увеличиваться и увеличиваться», — звучит как фильм ужасов, а он идёт дальше и замечает, что главный секрет макияжа — поменьше косметики. И всё это не отрываясь от ассистентки Алёны, которая говорит, что у неё проблемная кожа: «Жирная кожа — минус, но она наиболее эластичная и может оставаться молодой до 60 лет».

Где:

корнер M.A.C
в ТЦ «Атриум»

Стоимость:
3 900 рублей за занятие M.A.C Technique

Базовый макияж выглядит так. Сперва нужно определить свой тип кожи (какой у меня? чёрт его знает, самый обычный) и очистить её. Потом нанести крем — лучше кистью, от центра к периферии, чтобы добиться массажного эффекта. Добавить базу для макияжа, тональный крем, а потом исправить все недостатки корректором или консилером. Какая между ними разница? Алексей говорит, что не надо забивать себе этим голову: консилер повторяет оттенки кожи, а цвета корректора перекрывают красноту — главное, впечатайте его пальцами. Дальше обычная пудра для закрепления, а тёмная — для того чтобы нарисовать тени на скулах и боковых стенках лба. В конце — румяна, хайлайтер, отрисовка бровей и тушь на глаза. Запомнили? А теперь повторите на себе.

Блин. От рассказа в голове осталось только то, что румяна можно наносить кисточкой на веки — хинт, который освежит ваш образ. Пока Таня смело рисует себе пудрой скулы («Растушёвывайте», — помогают Алексей и Алёна), я пытаюсь нанести консилер на верхнее веко. Глаз не закрывается, и я тяну веко за ресницы вниз — ужас. Постепенно приходит осознание: консилер, корректор, ещё десять странных слов — это и правда абсолютно неважно. Макияж — логичная штука: сперва мы зарисовываем естественные дефекты лица, но это делает его плоским и одноцветным. Затем мы фактически наносим двухмерную карту высот, чтобы сымитировать объём. Наконец, добавляем цвет. А ещё надо сгладить все переходы — природа любит гладкие функции.

Я отвлекаюсь от мыслей и осознаю, что последние пять минут скошенной кисточкой рисую себе брови. И, господи, какие это брови! Остаток урока я провожу в катарсисе — к счастью, мужской макияж не предполагает туши. Мастер-класс оказывается не трудным уроком, а забавной игрой, и я испытываю эйфорию неофита, который справился с заданием чуть лучше, чем ожидал. Впрочем, на вопрос, как Алексею всё так легко удаётся, он почти меланхолично признаётся: годы тренировок.

До выпуска материала я тренируюсь на своей девушке. Вспоминаю школьные уроки черчения и от души рисую в пол-лица стрелки «трезубцем» от Clarins — просто потому, что могу (хотя лучше бы мне ударили по рукам и сказали «нет»). Рисую — и тут же стираю ватной палочкой отпечатавшуюся на веке стрелку. Рисую — и снова стираю, потому что, ну блин, опять несимметрично. Рисую до тех пор, пока не ломит поясницу. Стрелки можно рисовать бесконечно — а когда это надоест, можно нарисовать и расчесать щёточкой брови. Моя девушка признаётся, что ей было страшно доверять мне своё лицо, но в результате у меня всё выходит аккуратно, хотя и абсолютно в нехарактерном для неё стиле. Кажется, я и правда немного познал кунг-фу — но впереди ещё длинный путь.

Рад ли я, что в свободное время погрузился в новую для себя сферу? Конечно: теперь я могу нарисовать скулы и стрелки всей редакции. К тому же это хороший способ выбить себя из зоны комфорта и заодно проверить, не разучился ли ты учиться. Но буду ли я каждый день замазывать самому себе мешки под глазами консилером? Нет. Для меня макияж — пусть и красивая, но всё-таки маска, а я предпочитаю быть собой. Зато теперь я точно знаю, что пойду учиться разделывать мясо.

Я отвлекаюсь от мыслей и осознаю, что последние пять минут скошенной кисточкой рисую себе брови. И, господи, какие это брови! Остаток урока я провожу в катарсисе 

Пение

Настя Григорьева, старший дизайнер The Village

Уж кто-то, а я до сих пор не понимаю, как втянула себя в эксперимент: у нас в них всегда участвуют люди, умеющие писать, а с меня какой спрос? «Да ладно, — сказали мне. — Ты, главное, просто походи, потом смешно напиши, а уж мы тебя как-нибудь отредактируем». Ну окей. Сперва я предлагаю свою кандидатуру для бухгалтерских курсов, но потом что-то меняется и меня направляют на занятия вокалом.

В повседневной жизни я пою только в двух случаях: в душе, когда вода шумит так, что сам себя не слышишь, и в караоке, куда мы с коллегам захаживаем, чтобы расслабиться под хиты Игоря Николаева или «Иванушек». Но и там я всё стараюсь провернуть настолько скромно, что вы вовек не поймёте, работает ли мой микрофон, а потом непременно спросите, чего это я не пою как все нормальные люди, а бубню себе под нос.

Но вот дело решено, пути назад нет, и в день первого урока я усвистываю с работы пораньше (эксперимент ещё не начался, а светлая сторона у него уже появилась), пересекаю двор (школа Umaker находится буквально в двух шагах от нашего офиса), не без труда нахожу нужный подъезд, взлетаю по крутой лестнице на второй этаж, звоню в дверь, и приключение начинается.

На входе после приветствий и знакомства с преподавателем («Ваня, познакомься, это Пудинг. Пудинг, это Ваня!») мне вручают пакет с тапочками (очевидно, чтобы расслабиться и почувствовать себя как дома, что в целом проблематично, потому что в полумраке класса меня со всех сторон окружают провода и электроприборы разной степени хитроумности. Приходится прижимать руки к бокам и на всякий случай двигаться поменьше). Рассеянно разуваюсь, думая о том, что лучше бы меня снабдили панцирным доспехом, в который можно спрятаться на все десять занятий, и захожу в полутёмную комнату с мягкими стенами. Сперва — теоретическая часть. Мне рассказывают про голос, связки, типы дыхания — я усиленно киваю и стараюсь побольше улыбаться, пока не начинаю казаться самой себе перенёсшим инсульт Чеширским котом. Из вводного курса я узнаю, что дышать можно диафрагмой, можно грудью (но не нужно), а можно смешанно (это нам тоже ни к чему). Я дышу неправильно, спина и плечи так и ходят ходуном. «Придётся переучиваться», — говорит Ваня. Ничего себе, думаю, эксперимент длится всего десять минут, а грядут уже такие перемены!

Дальше упражнение, которое называется «маска придурка». Я делаю вид, что оценила шутку, хотя внутри просто умираю от страха. Сейчас мне придётся издавать отвратительные звуки с невозмутимым лицом. Упражнение смешное: приоткрываешь рот, немного выкатываешь нижнюю губу и кладёшь на неё кончик языка. Затем делаешь вдох («диафрагмой, Настя, я видел, как у тебя поднялись плечи, не пытайся меня обмануть») и начинаешь скрипеть горлом. Как Вячеслав Бутусов в своих ранних песнях. Это называется штробас. Приободряюсь. Скрипеть я умею ещё лет с пяти и делаю это достойно, но в тот момент, когда пора бы уже перейти на голос и пропеть пять нот, две из которых ещё и повторяются, я проваливаюсь на самое что ни на есть ученическое дно. Я попала примерно ни в одну.

Пытаюсь ещё с десяток раз и каждый раз улетаю то вверх, то вниз. Ваня переходит на другие клавиши, чтобы показать, какую ноту я только что взяла и как много мук отделяет меня от верного шага. Я, охваченная отчаянием, слежу за его снующей по клавишам рукой. «Бери си-бемоль. Ты сейчас на ля. Я хочу, чтобы ты спела си-бемоль.» Про си-бемоль я не знаю ничего, мне с моего стула даже не видно, где она там у вас находится; вообще, а чем она отличается от си, например? Три клавиши мимо, шесть, две. Извини, давай ещё раз. А теперь? Нет? А сейчас? Всё очень плохо?

Перед вторым занятием волнуюсь ещё больше. Выполняем различные упражнения: мычим и рычим, как злобные болонки. Мышцы верхнего пресса побаливают или мне кажется? Учу ноты. Я опять не могу повторить си-бемоль, промахиваюсь мимо до, за десять минут до конца урока пару раз подряд беру ля, и морщины на лбу у нас обоих немного разглаживаются. Остаётся всего шесть нот, и первый рубеж можно будет считать пройденным.

Где:

школа радио, диджеинга и звукозаписи Umaker

Стоимость:
20 тысяч рублей за курс из десяти занятий

Продолжаю активно делать домашнее задание. Мычу в метро, пока вагон скользит в перегонах между станциями и шум стоит невообразимый, приучаюсь дышать диафрагмой. Первый день получается только лёжа, второй — стоя. На третий день понимаю, что могу дышать ещё и на ходу.

На четвёртом уроке я (о, счастье!) наконец смогла запомнить все ноты. А к пятому уже не обращаю внимания на то, как дышу. Кажется, система отладилась: диафрагма уплощается, верхняя часть живота расширяется на вдохе и сужается на выдохе, всё как в энциклопедии.

И тут начинается самая движуха: мы ставим мне певческую позицию. Для этого нужно всего-то открыть рот пошире и засунуть в него три пальца — указательный, средний, безымянный. Чтобы преуспеть, необходимо соблюдать два правила: 1) пальцы должны стоять в ряд, чтобы рот во время упражнения был раскрыт пошире, 2) не надо усердствовать, как я, и сразу запихивать в рот весь кулак — достаточно всего полфаланги. Теперь поём всё как раньше, только руку изо рта не вынимаем и давления поддаём. С непривычки левая щека подёргивается.

Каждый раз, промахиваясь мимо нот, как пьяный сосед мимо своего дверного звонка (что случается со мной в среднем раз в три минуты — гораздо чаще, чем у соседа), я в панике кошу одним глазом на Ваню. Он держится молодцом, но я боюсь поворачиваться в его сторону: мне кажется, что с каждой неудачной попыткой лицо у него вытягивается всё больше и больше; невыносимо быть этому причиной.

На шестом занятии мы выбрали песню, которую мне надо разучить и к концу эксперимента записать в самой настоящей студии, чтобы продемонстрировать потом всем вместо дневника с четвертными оценками. И вот дальше все занятия смешиваются в кучу, а оставшиеся три недели превращаются в один длиннющий психоаналитический сеанс наедине с самой собой. Я не могу петь. Все потуги протянуть хотя бы пару строчек сводятся к заунывному мяуканью под нос, а при попытке сделать громче ком встаёт поперёк горла. Звучит очень дико, но, кажется, я боюсь быть услышанной. Думаю о соседях за стеной, которым предстоит отныне выносить мои завывания, и становится ещё тоскливее.

Ваня говорит, что у меня зажим, что нужно перестать нервничать и расслабиться. Скажу так: если вы хотите усугубить ситуацию и повергнуть человека, находящегося в непривычном положении, в настоящий ужас — скажите ему, что нужно расслабиться. Я так усердно стараюсь успокоиться, что пропускаю вступление — привычное чувство стыда нарастает, ты жалобно извиняешься и просишь начать сначала.

В общем, на самом интересном этапе моего обучения я даю подмять себя чувству вины и страху перед будущими неудачами. Серьёзно — да я ни разу в жизни не повышала голоса, я даже не знаю, какие мышцы для этого напрячь и что при этом чувствуешь. «Ну естественно, — говорит мне приятель, которому я как-то жалуюсь на собственную вокальную несостоятельность. — Ты же всегда была стесняшкой». Чёрт возьми, я всегда была человеком, старающимся производить как можно меньше шума, а сейчас вдруг внезапно оказалось, что шуметь — это классно, и все люди на свете превосходно это делают — все, кроме меня! Я привыкла к тому, что половину своих фраз мне приходится повторять дважды и что тысячи моих классных шуток канули в небытие, потому что просто не были никем услышаны.

Откуда вообще берётся это ужасное чувство вины за то, что ты ничего не умеешь, перед человеком, который, в общем-то, не прочь тебя научить? Пару раз перед занятиями переживаю панические атаки со всем их симптомами: дрожание рук, жар, лёгкое головокружение. Каждый раз, когда на работе все начинают делиться друг с другом впечатлениями о своих курсах, я повествую о своих неудачах и связанных с ними страданиях.

Ваня как-то сказал, что причина провалов — отсутствие правильного настроя, а моё самоуничижение поможет в обучении, так же как и жареные пирожки в балетном классе. Первые несколько уроков я безуспешно старалась убедить его в том, что это вовсе не самоуничижение, а скорее попытка оправдаться, в первую очередь перед самой собой.

Это может прозвучать странно, но умение выводить мелодичные «а-а-а-а-а-а» на пару с синтезатором заставляет чувствовать себя совершенно иначе, чем его отсутствие. Ты ощущаешь себя неимоверно важной персоной, еле удерживаясь от желания смотреть на других снисходительно. «Я тебе обещаю: как только ты споёшь эту строчку правильно, у тебя вся жизнь изменится», — говорит Иван. Чувак, если б ты только знал, что три дня назад я впервые в жизни купила себе суперкороткие шорты и малиновые румяна! По моим меркам жизнь уже делает крутой поворот.

На последнем занятии (том самом, на котором изначально планировалось записать песню) я признаюсь, что упражнения даются мне очень легко, и что была бы моя воля, я бы вообще только их и делала, а песни все эти ваши — побоку. В ответ Ваня напоминает про наш первый провальный урок, когда я даже проблеять ничего не могла. Теперь всё это кажется смешным и далёким.

К сожалению, я не могу никак продемонстрировать результаты эксперимента: c песней не вышло, а упражнения же не так интересны. Особой боли добавляет тот факт, что окружающие, в первую очередь моя бабуля и коллеги, подозревали, что к концу эксперимента я смогу голосить, как Жанна Агузарова в лучшие годы. Но я считаю колоссальным достижением уже то, что научилась расправляться с вокальными упражнениями. И вообще, как говорила героиня самого известного фильма Феллини: «Я стараюсь как могу. Что ещё я могу сделать?»

И тут начинается самая движуха: мы ставим мне певческую позицию. Для этого нужно всего-то открыть рот пошире и засунуть в него три пальца — указательный, средний, безымянный

Рисование

Юлия Рузманова, новостной редактор The Village

Выбрать курс, где за короткий срок тебя готовы сделать Ренуаром нашего времени, оказалось непросто. В одном случае тебя учат рисовать всерьёз, и учёба рассчитана на несколько месяцев. В другом — тебе предлагают узконаправленные мастер-классы на три дня из серии «отрабатываем технику изображения человеческой груди акварелью».

Свой выбор я остановила на культурном центре «Пунктум», где нашёлся курс по пастели, рассчитанный на восемь занятий (у меня был месяц — соответственно, четыре занятия). К группе можно присоединиться в любой момент. Оплачивать занятия можно разово. Все материалы предоставляются центром, который плюс ко всему находится на «Тверской». В программе на сайте было заявлено, что мы будем рисовать и пейзажи, и портреты, и репродукции великих художников. В общем, бинго по всем параметрам.

Идти на первое занятие было волнительно. Каково это — делать то, что последний раз ты делал десять лет назад? Но я подбадривала себя, вспоминая «Да и да» Германики. Героине фильма, чтобы научиться рисовать, нужно было только напиться — это и я могу.

На первом занятии нам объясняли базовые правила рисования, которые всплывали в моём сознании со школьных уроков ИЗО: чисто чёрного цвета в природе нет (его достигают смешением других цветов), белым на картине может быть только альбомный лист, в пейзажах важно соблюдать правило воздушной перспективы. За полчаса преподаватель ввела нас в основы теории, параллельно, как будто невзначай, нарисовав закатный пейзаж с лодочником — смотрите, как это легко. После этого нам раздали зелёные листы (пастелью предпочтительно рисовать на плотной цветной бумаге с шершавой поверхностью), наборы пастельных мелков и картинки с пейзажами из тех, что обычно печатают на календарях и школьных тетрадях.

Среди розовых рассветов, оранжевых закатов и цветных полей я, любитель скандинавских пейзажей, нашла один наиболее мрачный, где чёрные деревья бросали чёрные тени в воду. И кинулась в мой пастельный омут с головой. Бессознательно, но с энтузиазмом и верой в светлое будущее моей тёмной картины, я водила мелками по листу, не особо задумываясь над выбором цветов — особенность пастели в том, что её легко растушевать, смешать, стереть и перекрыть, но всё это в пределах пяти слоёв.

Однако ближе к концу процесcа я стала замечать, что у меня проблемы примерно со всем: с пропорциями, с цветом, с техникой. Преподаватель, видя мою беспомощность, ни разу не брала пастельный мелок в свои руки, чтобы что-то переделать. Вместо этого она продолжала повторять, к какому месту надо вернуться.

Ещё печальнее моё положение делало то, что работы всех остальных выглядели вполне достойно, чтобы их повесить на даче у бабушки. Но судя по обрывкам фраз, которые я слышала в студии, остальные ученицы прожили две мои жизни, приходят в «Пунктум» часто и посещают ещё и занятия по акварели и скетчингу. В итоге я принесла домой свёрнутую работу и спрятала подальше, чтобы не смотреть на неё больше никогда. А когда всё-таки посмотрела, то поступила абсолютно бессовестно — выкинула рисунок. 

Где:

культурный центр «Пунктум»

Стоимость:
4 тысячи рублей за курс «Пастель для всех» из четырёх занятий

Рисование — не мой способ плюнуть в вечность. Но когда новости научатся писать роботы, я вполне смогу пойти зарабатывать в переходах, рисуя портреты туристов и простые пейзажи 

Идя на второе занятие, я впервые за много лет вспомнила свои чувства перед уроками алгебры в школе. Вот я снова рисую пейзаж (я знаю, что художники предпочитают слово «пишу», но я не художник, да и мой инструмент по сути — мелок). Сделав выводы из первого урока, хватаю самую простую и, что важно, светлую работу — минимум деталей, нужно только передать голубое небо и воду. И вот — овации, фанфары, просьбы поставить роспись и сделать фото моей работы. На самом деле да. Всё так и было, кроме оваций и фанфар. Преподавательница как будто неподдельно хвалит мои полуоттенки в работе, а также просит расписаться в углу работы — картины не должны быть «ничьими».

«На следующем занятии будем рисовать цветы», — говорит преподавательница, которую зовут Тери. О нет! Я не люблю цветы, если они не живые и дикие. Цветы для меня — это символ пошлости. Цветы рисуют на всех открытках, когда не знают, что нарисовать. Цветы дарят девушке, когда ничего не знают о её вкусе. Цветами усыпают первую ночь и последний путь. Когда Тери анонсирует занятие по цветам, я отчаянно мысленно протестую. Очевидно, преподаватель сигнал не считала — и вот я выбираю между пошлостью и пошлостью. Небрежно рисую ромашки и какие-то розовые цветочки. Тери никак не комментирует результат и не просит подписать работу. Зато хвалит манеру изображения моей одногруппницы, которая выбрала такую же картинку.

И вот — вершина, к которой я стремилась на пути овладения пастелью, — портрет. За первые двадцать минут четвёртого занятия мы узнаем, что глаза находятся ровно посередине овала, которым на рисунке обозначают голову, а расстояния между глазами хватит ровно на то, чтобы расположить там третье око. Ухо же человека нужно вместить в расстояние от брови до кончика носа, дабы не изобразить эльфа или чебурашку. Также портрет человека, созданный взрослым, отличается от школьного стремлением обозначить такие детали лица, как третье веко и носогубные складки. Но от нас этого стремления не требовали, а у нас его и не было.

Следующие несколько минут я — буриданов осёл: выбираю, рисовать мне чёрно-белого Джонни Деппа или безымянного малыша. С одной стороны, Депп наравне с Анджелиной Джоли — обязательный элемент в портфолио каждого художника на Арбате, c другой — я могу не справиться с ответственностью перед миллионами поклонниц секс-идола нулевых. Всё-таки выбираю портрет малыша: он хотя бы уже обижен на рисунке. Я, кажется, справляюсь с пропорциями человеческого лица: глаза, нос и губы остаются на своих местах, а не превращаются в винегрет. Самым сложным для меня стала необходимость добавить в лицо краски, тем более что в оригинале младенец был изображён в 50 оттенках серого. В финале Тери подошла, чтобы внести небольшие коррективы в моего младенца, и если пока она меняла ему причёску, я терпела, то как только у малыша стали уменьшаться щёки, моё сердце не выдержало. Я попросила дать мне право самой разобраться, каким будет мой ребёнок.

Вынуждена признать: рисование — не мой способ плюнуть в вечность. Но когда новости научатся писать роботы, я вполне смогу пойти зарабатывать в переходах, рисуя портреты туристов и простые пейзажи. По словам Тери, человеческий портрет, выполненный в формате A4, стоит около 10 тысяч рублей. Но тут надо сделать ремарку: в искусстве цены размытее, чем пейзаж, выполненный в технике «по-мокрому». И ещё один немаловажный момент. Мне придётся стать настолько бессовестной, чтобы не только брать с людей деньги за плохую работу, но и быть готовой за эти деньги не замечать недостатки человеческих лиц.

  

Керамика

Анна Масловская, редактор раздела «Еда» в The Village

Это был мой давний план — снова начать лепить. Пять лет в художественной школе, занятия скульптурой по субботам, корявая голова Венеры, отлитая в гипсе, какие-то рыбки. Я была ребёнком, но запомнила навсегда — это приносит мне удовольствие.

Немногим больше года назад я стала учеником в ювелирной мастерской. С тех пор работаю и учусь у настоящих профессионалов по субботам, каждый раз теряя счёт времени, не замечая голода и уставшей спины. Время идёт, я не теряю интерес. Это приносит мне удовольствие. Я никогда не смогла бы представить заранее, что ювелирное ремесло может так сильно увлечь. Всего лишь хотела сделать себе пару колечек. Но попробовав, поняла всё с первого раза. И плевать на испорченный маникюр и обожжённые пальцы.

«Чтобы понять, что тебе нравится и чем стоит заниматься по жизни, нужно пробовать» — я слышала это десятки раз, но только осознав через собственный опыт, перестала лениться. Керамика, эксперимент The Village? Замечательно. Я выросла, но, может быть, мне снова так же сильно понравится лепить? Сделаю коллекцию классных тарелок — финансовый успех, признание, магазины в Нью-Йорке. Преувеличиваю, конечно, но можно же помечтать. Дополнение к занятиям в ювелирной мастерской, работе (минимум восемь часов в день за ноутбуком) и курсам французского языка было одобрено внутренним голосом с воодушевлением. На месяц вопрос выходных я закрыла — их просто не существовало. Всё это время, забегая вперёд, я испытывала невероятный душевный подъём и планомерно нарастающее физическое истощение. На любознательности и ощущении самореализации можно далеко зайти.

Итак, сначала нужно было выбрать студию. Вариантов в Москве предостаточно. Одно занятие в среднем стоит 1 500 рублей. Перебрав немало вариантов, я написала в KVN-Studio. Все остальные студии были похожи друг на друга: несколько преподавателей, миленький девчачий интерьер, вдогонку к занятием керамикой — мастер-классы по изготовлению предметов из войлока. KVN-Studio — совсем другие. Кроме керамики, вместо войлока здесь (а точнее, во второй мастерской за городом) работают с деревом. А первая мастерская, керамическая, находится на Соколе, около посёлка художников. Не близко к метро, не в центре города — это, пожалуй, два её минуса. Других нет.

Владельцы и преподаватели студии — сын Прохор и отец Виктор. Чаще всего на занятиях они вдвоём. Учеников за раз бывает немало (не больше 6 человек за раз), всех нужно направлять, быть на подхвате. Многие ходят заниматься к династии керамистов годами. Атмосфера, что называется, домашняя: пространство вдоль стен заставлено работами; на столе, в уголке отдыха, стоит самовар, рядом сушки, печенье, арбуз по сезону. «Ну что, перерыв на чай?» — говорит Виктор. Cоздаётся ощущение, будто ты не в Москве или находишься в гостях у добрых друзей.

Где:

KVN Studio

Стоимость:
5 400 рублей за курс из трёх занятий

Если бы я в том же духе продолжала заниматься раз в неделю по паре часов, мои тарелки стоили бы
5 400 рублей. А кому они сдались за столько?  

До первого занятия мы с Прохором составляем расписание в онлайн-мессенджере — перед обжигом работе нужно высохнуть, поэтому придётся делать небольшой перерыв. Чтобы успеть со статьёй, я смогу быть только на трёх занятиях. Этого как раз хватает, чтобы сделать одну сложную работу или две попроще. Таким образом, гончарный круг был исключён: чтобы разогнаться, здесь понадобилось бы больше времени. Также был исключён фарфор: работа с ним технологически совсем иная и требует подготовки.

Среда, 20:00, курс начинается. С собой у меня: идеи того, что хочется сделать; рабочий фартук (это необходимо, если не хочешь уйти домой в глине и пыли); крем для рук (самая важная вещь, нельзя игнорировать); коробка для инструментов (не пригодилась) и блокнот для записи идей (не пригодился). Мне определяют место за общим столом, начинаем обсуждать идеи. Ближе всего мне оказывается белая глина, отправляюсь мять её.

Мять — а точнее, бить (перебивать на профессиональном языке) — глину нужно долго. Одной рукой держишь кусок, второй бьёшь по нему, чтобы вышел воздух. Иначе предмет, сделанный из него, может испортиться. Пыхтя и стирая с лица пот, я набила четыре больших шара. Спортом не занимаюсь, физической подготовки — ноль. Вероятно, любому другому могло бы быть легче. Затем (не без помощи сначала Прохора, а затем и Виктора) раскатала шары в два плоских блина толщиной с полтора моих пальца. Это мои будущие чаши. Занятие длится два часа, и мне кажется, что этого мало. Только начинаешь блаженствовать в безмыслии, как уже звонит будильник (без десяти десять) — значит, нужно собираться. За первое занятие я успеваю придать чашам форму. 

Второе занятие, через неделю, полностью уходит на то, чтобы сгладить её неровности и нанести собственный логотип. Было бы больше времени, я бы совершенствовала своих деток ещё дольше. В таком, каком уж есть, виде две чаши остаются сохнуть, и затем их обжигают. Я возвращаюсь через две недели, чтобы раскрасить их.

Выбор краски — ещё один из сложнейших пунктов на пути к успеху. Дело в том, что иногда краски ведут себя непредсказуемо, выдают нестабильный результат. Выбирая из имеющихся образцов, я была предупреждена — это всё равно русская рулетка. Зажмурься и делай, а потом молись, чтобы получилось хорошо. Так я и сделала, к концу занятия полностью осознав, что никакой коммерческий успех и магазин в Нью-Йорке меня не ждёт.

Второй, уже не такой очевидный секрет: пока не попробуешь, не только не поймёшь, нравится или нет, но и никогда не узнаешь, насколько это сложно, трудо- и времязатратно. То же самое у меня было с ювелирными делами. Прошёл год, и я до сих пор регулярно думаю о том, что я ноль, о том, насколько я мало умею. Сколько лет мне потребуется, что овладеть хотя бы половиной знаний моих учителей?

С керамикой вышло похожим образом. Удовольствие я получаю, с этим всё в порядке. Результат есть, и его можно и нужно совершенствовать. Но чтобы сменить профессию, заняться керамикой всерьёз, необходимы огромные вложения и годы ежедневной работы. Это называется ремесло. Если бы я в том же духе продолжала заниматься раз в неделю по паре часов, мои несчастные, но красивые тарелки стоили бы 5 400 рублей. Чтобы уйти в ноль — две тарелки за месяц. Это по 2 700 рублей за штуку. Но в ноль-то мне зачем? А как же оплата моей работы? Значит, ещё дороже. А кому они сдались за столько? К сожалению, в Москве зарабатывать на создании изделий из керамики могут только владельцы собственных студий. А мне остаётся только записаться на следующее занятие, в этот раз без спешки, на гончарный круг. Просто чтобы получать удовольствие.

 

Шитьё

Татьяна Решетник, редактор раздела «Стиль» в The Village

Соглашаясь на участие в эксперименте, я нисколько не волновалась: в сравнении с выбором остальных научиться за месяц шить казалось мне предельно лёгкой задачей.

Перед первым занятием мы с Тамарой, моим преподавателем и основательницей школы Selftailor, подробно обсудили план совместных действий. За месяц мне предстояло сшить два предмета: трусы и лёгкое платье. Изначально в списке значились только трусы, но Тамара предложила усложнить задачу и добавить «верх»: начинать лучше не с самых простых вещей.

Обычные курсы в Selftailor длятся около трёх месяцев и подразумевают максимум теории и практики: учат плоскостному и объёмному конструированию, построению лекал, работе за швейной машиной и влажно-тепловой обработке, рассказывают, как верно рассчитать количество ткани и экономично её раскроить. Трёхчасовые занятия проходят два раза в неделю. Большинство учеников — новички и начинающие, которым не хватает собственных знаний и уроков на YouTube. Все они уже через три месяца смогут шить вещи любой сложности без посторонней помощи.

В моём случае у нас был ровно месяц, поэтому вместо стандартных двух раз в неделю я приезжала трижды, а в конце курса уже и четыре раза в неделю.

Сперва всё шло как по маслу: вместе с Тамарой мы за пару занятий освоили макетирование и перенесли основные точки с черновой ткани на плотные листы бумаги, лекала, с которыми мне предстояло работать в дальнейшем. В выходные я съездила в «Бижутекс» за тканями и была готова ринуться в бой. Во вторник меня ждало первое знакомство со швейной машинкой. Зигзагообразные швы получались ровными уже через полчаса тренировки на обрезках ткани, зато с бейками (резинки, которыми прикрывают широкие боковые и верхний швы) и ластовицей были сплошные проблемы: ткань никак не хотела ложиться ровно, нитка путалась, а шов получался неаккуратным. Самое главное — даже в моменты полного отчаяния (а их у новичка, ни разу не сидевшего за машинкой, будет предостаточно) не говорить себе: «И так сойдёт, незаметно же». Не работает. Неровный шов нужно распарывать и начинать всё заново. Иногда одну и ту же манипуляцию приходится повторять по пять-десять раз. Это долгая и кропотливая работа, от которой быстро начинают болеть глаза и затекает спина. Но результат того стоит: держа в руках готовую пару трусов, созданную почти что самостоятельно, я испытала такую гордость, словно только что отшила первую капсульную коллекцию для Agent Provocateur.

С платьем всё оказалось гораздо сложнее: здесь и рукав, и большее количество швов, и горловина, которую нужно хитро обработать с внутренней стороны. С угасающим энтузиазмом прокручивая в голове последовательность действий, я абсолютно забыла о технике безопасности: один взмах ножницами для ткани, и из пальца во все стороны брызжет кровь. Вместо штапеля я отрезала кусок кожи на верхней фаланге. Не слишком больно, но достаточно неприятно: кровь не останавливается ещё пару дней, повязка страшно мешает, работать неудобно, а мыться приходится с пакетом на руке. Всё это убавило мой пыл, и на следующих занятиях я работала даже медленнее обычного (казалось бы, куда уж медленнее): подолгу кроила ткань и возилась с обработкой швов, постоянно путала лицевую и внутреннюю сторону платья, постоянно уточняла у Тамары, что делать дальше, и даже умудрилась пришить рукав задом наперёд. Ошибки раздражали ещё больше, и на последнем занятии я уже была близка к тому, чтобы разрыдаться и всё бросить. К счастью, Тамара не отходила от меня ни на секунду, терпеливо разъясняя все ошибки, заново проговаривая схему действий и помогая тогда, когда я уже начинала выходить из себя.

Где:

курсы кройки и шитья Selftailor

Стоимость:
25 тысяч рублей за курс (три месяца)

   

Дополнительные расходы:
1 500 рублей на покупку тканей

Если быть честной, то лишь половину платья я сшила самостоятельно: второй рукав и внутренние швы на рукавах (самое сложное!) взяла на себя Тамара. Без неё я бы точно забросила всю эту затею. Иногда нужно сделать паузу и дать себе пару дней отдыха. У меня этого времени не было: месяц, отведённый нам на эксперимент, заканчивался.

В целом месяца достаточно, чтобы в расслабленном режиме сшить одну вещь с нуля и научиться работать за швейной машинкой. Для того чтобы научиться делать это по-настоящему хорошо и с минимальными переделками, потребуется три (а может быть, и шесть) месяцев. Важнее всего в этом деле постоянная практика и возможность посвятить шитью максимум свободного времени.

Вообще, сшив хоть одну вещь самостоятельно, начинаешь абсолютно по-другому воспринимать одежду, которая висит на вешалках в магазинах. Становится проще замечать мелкие недостатки вроде неровного шва и отговаривать себя от сомнительных покупок. В то же время меняется отношение к вещам, сшитым вручную. Взглянув на платье, видишь уже не удачный фасон и симпатичную расцветку, а кропотливую работу мастера: долгие часы построения лекал, смётки, примерок, проработки всех швов и утюжки.

Если говорить о практической стороне вопроса, то умение шить здорово отбивает охоту покупать полиэстеровые платья из Zara за 5 тысяч рублей: пара метров хорошего хлопка (а при особом везении и шёлка) на распродаже обойдётся вдвое дешевле. С другой стороны, такой формат подходит только тем, у кого достаточно свободного времени и стальные нервы. Сейчас, спустя полтора месяца после окончания курса, я по-прежнему не готова взяться за новое платье: воспоминания об отрезанном пальце и коварных рукавах ещё свежи. Но в следующие выходные я еду за тканью для новых трусов: с ними проблем быть не должно. Если всё сложится удачно, попытаюсь скопировать пару любимых вещей из COS и American Apparel, сшив их из других тканей: это уж точно проще, чем ждать следующей поездки в Европу.

Я абсолютно забыла о технике безопасности: один взмах ножницами для ткани, и из пальца во все стороны брызжет кровь. Вместо штапеля я отрезала кусок кожи на верхней фаланге 

Актёрское мастерство

Анна Масловская, редактор раздела «Еда» в The Village

Это затягивает с головой. Многие говорят, что навсегда. Если у вас нет времени на регулярные занятия в ближайшие годы, даже не пробуйте. Потому что, попробовав раз, прикоснувшись к этому миру, ощутив вкус игры, партнёрства на сцене и аплодисментов, бросить непросто. Сразу скажу — сейчас, закончив курс, я продолжаю заниматься.

Заинтересовавшись несколько лет назад театром всерьёз благодаря театру «Практика», я начала изучать вопрос, ходила в разные московские театры. И вот что поняла: вообще-то, театр я не люблю. Устаревшая форма коммуникации, что-то происходит на сцене, но как это относится ко мне? А в «Практике» играли иначе. Помню, как однажды ругались отец и сын в спектакле, которого сейчас нет в репертуаре. Ругались по-настоящему. Ругались из-за разницы во взглядах на воспитание внука. Так ругались, что мне хотелось выйти из зала. Заболела голова, напряжение, неразрешимый конфликт — я сама была частью процесса. Пережив такое, сложно согласиться на меньшую вовлечённость.

Вторая важная и отличающая от других театров вещь в «Практике» — сам текст, драматургия. Близкие мне темы и смыслы, артикулированные людьми, будто бы (а может и без будто) реально пережившими то, о чём они говорят. Я рыдала на «Иллюзиях», на «Благодати и стойкости», на UFO, на «Невыносимо долгих объятьях». А после внутри расцветали поляны аленьких цветочков. Сложно отделить одно от другого: текст, игра, практически отсутствующие декорации, музыка, крохотный зал, в котором зритель находится очень близко к актёрам. Этот театр стал для меня важным местом. 

В августе 2015 года я узнала о том, что актёр, режиссёр и педагог Валерий Караваев набирает новую группу для занятий актёрским мастерством. Я записалась на вступительный мастер-класс. Валерия советовал Иван Вырыпаев, художественный руководитель театра «Практика» и создатель упомянутых мною выше спектаклей. Кроме этого, мой хороший друг на тот момент занимался в мастерской Валерия уже полгода, и я не понаслышке знала и о методах, и об упражнениях, и о том, как сильно эти занятия могут захватить даже человека, совершенно не связанного с театром.

На мастер-класс в ЗИЛ пришло около 50 человек. Среди них было несколько моих знакомых, студенты театральных вузов, люди разных профессий и Галина из Рима. Почему я выделяю Галину? Просто её история яркая, как и она сама. Замужем за американцем, мать чудесных малышей, Галина живёт в Риме и приехала на курс, то есть на месяц, в Москву, оставив детей и мужа дома, во имя давней мечты. В отличие от меня, Галина заядлый театрал: знает кучу имён, была на сотнях спектаклей. И всегда мечтала о сцене. И тут снова всплывает Иван Вырыпаев — именно он посоветовал Галине пойти заниматься к Валерию. И у неё, как и у меня, сомнений в правильности выбора не было.

Галина, как вы понимаете, после мастер-класса записалась на курс. То же самое сделала я и ещё десять человек. Так мы, 12 незнакомцев, встретились в первый вторник августа в одном из залов ЗИЛа. Я шла на занятие ещё в лёгком летнем платье и думала: «Зачем я это делаю? Что я там забыла? У меня что, времени свободного много?» То же самое я думала ещё три раза подряд. А к четвёртому занятию уже летела туда без оглядки.

Происходящее на трёхчасовых вечерних занятиях было непривычно, не похоже почти ни на что, кроме, как бы это странно ни звучало, работу в эзотерическом кружке. То, что делает актёр, предполагает мощную работу с вниманием. Сначала оно собирается внутри (похоже на активную медитацию), потом учишься раздваивать, растраивать внимание: на себя, на персонажа, на зрителя. Это требует колоссального сосредоточения. Того, чего в обычной жизни нет ни у меня, ни у моих друзей и близких. Одной рукой пишешь текст, второй проверяешь iMessage; одним глазом контролируешь, по той ли дороге едет таксист, вторым — смотришь в экран. Сразу везде и при этом нигде. Забываешь простейшие слова, совсем не ешь, очень хочешь спать или мучаешься бессонницей. Внимание рассеяно, концентрация достигается вложением огромных усилий.

Где:

театральная лаборатория Валерия Караваева

Стоимость:
13 750 рублей за курс из десяти занятий

Формально Валерий преподаёт метод, основанный на подходе Михаила Чехова, но по факту это смесь Чехова, Станиславского и, конечно, самого Караваева. Упражнения, которые мы делали на занятиях, сначала мне, человеку неподготовленному, показались простыми. Невозможно было поверить, что с виду нехитрые манипуляции способны вытаскивать наружу столько богатств. Но всего десять занятий — и я, известный интроверт, держу своим рассказом внимание двенадцати человек за длинным столом.

Мы у себя — самые любимые персонажи. В каждом из нас живёт не один персонаж, им весело вместе, и иногда они раздирают нас по кусочкам. Выйти из своего главного персонажа для исследования другого, расширить себя, работать с телом и с воображением — это не только интересно, это даёт колоссальное количество энергии.

Одним из первых значимых плодов занятий в театральной лаборатории было принципиально новое для меня осознание: энергию нельзя накопить бездействуя, выжидая; энергия приходит только тогда, когда ты её тратишь. Я перестала лениться. Вообще, совсем. Столько себя у меня ещё никогда не было. И столько всего другого, в том числе на меня непохожего, у меня тоже не было. Когда ты персонаж, ты можешь всё. Не только можешь — тебе действительно интересно. И тут просыпается любовь к людям. В каждом ты ищешь то, с чем можешь резонировать. Положительно или нет — при любой реакции высвобождается энергия.

Что могут дать обычному человеку курсы актёрского мастерства? На первом занятии Валерий спросил каждого, зачем тот сюда пришёл. Оказалось, многие хотят связать свою жизнь с театром: одни мечтают о сцене, другие хотят писать сценарии. Мне сказать было нечего, я ощущала себя самозванцем. На сцену я не хотела; чтобы писать сценарии, думаю, стоит идти на другие курсы. Сценической речью мы тоже не занимались. Но за пять последних занятий мы поставили спектакль-вербатим. Каждый был главным героем на сцене в течение пяти-восьми минут. Пришли зрители — наши друзья и семьи. Это был вызов. Выучить текст — ещё полбеды. Рассказать чужую историю так, будто она твоя, и именно так, как делает это её настоящий герой — вот это сложно. Особенно когда выбираешь героя, говорящего в пять раз быстрее тебя, в три раза громче и в десять раз эмоциональнее.

Муки творчества, волнение, зрители, свет прямо в глаза, ничего не видно, восемь минут в практически бессознательном потоке, аплодисменты, цветы. В начале спектакля мы все вместе вышли на сцену, а затем сменяли друг друга на стуле в центре, становясь главными и единственными героями, освещёнными жаркими лучами прожекторов. Когда настал мой черёд, я подошла к стулу, свет залил меня полностью. Я знала, что все смотрят на меня. Это одновременно страшно и притягательно. В этот момент я не могла проронить ни слова и чуть не плакала от волнения и восторга. А дальше сделала максимум того, что смогла на тот момент.

Десять занятий актёрским мастерством и из них пять на подготовку спектакля — невозможно поверить. Ещё два дня после премьеры мне хотелось кричать: «Я счастлива!» Было ощущение тотальной реализации. Я потратила чудовищно много сил на это небольшое преодоление себя, но получила в десятки раз больше. Вот зачем я пришла сюда. Мне сложно, но я выкладываюсь; мне не по себе, я получаю избыток энергии, вдохновения, материала для размышлений о себе и о людях вокруг.

Практически вся наша группа продолжила заниматься с Валерием, и сейчас мы готовим новый спектакль, для которого сами пишем этюды, а играть будем в паре. Это снова трудно, но потому и интересно.

Ещё два дня после премьеры мне хотелось кричать: «Я счастлива!» Было ощущение тотальной реализации