Ирина Прохорова

 

— глава издательского дома «Новое литературное обозрение», редактор и литературовед, сооснователь и глава экспертного совета благотворительного Фонда Михаила Прохорова. Среди проектов Фонда — фестиваль «Современное искусство в традиционном музее», литературная премия «Нос», Красноярская книжная ярмарка и локальные проекты в Сибири. 

13 июня в петербургском «Лофт Проект Этажи» Ирина Прохорова прочла лекцию «Роль public art в производстве городской культуры, пространства и идентичности. Случай Норильска» в рамках проекта City.Cult. Она рассказала о проблемах, с которыми столкнулся Фонд во время работы над созданием благоприятной культурной обстановки в Норильске, о важности локальной идентичности города и о том, как превращать «депрессивные территории» в центры культуры.

The Village побеседовал с Ириной Прохоровой о том, можно ли применить опыт сибирских городов в Москве и Петербурге, как бороться со стереотипами жителей и прививать любовь к чтению и почему спальный район хуже депрессивного региона.

 

Каким образом ваш опыт работы с депрессивными городами можно применить в Москве и Санкт-Петербурге?

Любой спальный район Москвы или Петербурга — это город. Количество людей, живущих в нём, вполне соотносимо со средним населённым пунктом страны. И учитывая то, что в районах одни коробки и никакой инфраструктуры и культурной жизни не существует, у городов появляется большая проблема. Поэтому для периферийных зон нужно сделать особую стратегию развития. Этот вопрос мы недавно обсуждали в Высшей школе экономики с представителями и мэрами разных городов страны.

 

Все профессии, связанные с заботой о человеке: врачи, преподаватели, библиотекари, — у нас в абсолютном загоне и почти анекдотичны, как инженеры в советское время.

 

Целый ряд фундаментальных проблем одинаков и для депрессивных регионов страны, и для спальных районов больших городов. Например, жители периферии практически никогда не выезжают в центр. Как из отдалённых районов, когда до метро нужно ещё добираться полчаса на автобусе, можно поехать в театр? Если человек не работает в центре, это практически невозможно. Многие и работу начинают искать где-то поблизости, особенно люди с семьями, мамы с детьми. Получается такой Бруклин: люди практически живут в изолированном пространстве и никуда не выезжают. И если мы не выстраиваем там культурную инфраструктуру: театры, кинотеатры, культурно-развлекательные центры, стадионы, индустрию паблик-арта и так далее, то территория в скором времени превращается в совершенно депрессивный регион. Новостройки в Петербурге ничем принципиально в этом смысле не отличаются от Москвы. Особо хочется обозначить ужасную ситуации с библиотеками, даже в столице. Там вообще не ступала нога человека.

 

Каким образом можно эту ситуацию исправить? Например, в Москве начинается программа реновации библиотек и ДК. Вы как оцениваете её перспективность?

Программа реновации библиотек и домов культуры назрела давно. К сожалению, сейчас мы на том этапе, когда статус библиотекаря стал очень низким. Во-первых, его труд не оплачивается, и молодые люди никогда не пойдут работать за такие гроши. А во-вторых, у нас совершенно превратное представление о движущих силах общества. Те профессии, на которых общество и базируется, стали маргинальными и непрестижными. В результате все профессии, связанные с заботой о человеке, с ответственностью за сохранение культурной памяти: врачи, преподаватели, библиотекари, архивисты, гуманитарные исследователи, — у нас в абсолютном загоне и почти анекдотичны, как инженеры в советское время.

Нужно начать с того, чтобы просто объяснить обществу, что такое библиотека в современном мире. Это вовсе не благообразные старые женщины, которые выдают карточки, хотя благодаря именно их героическим усилиям библиотечное дело ещё не развалилось. Работа библиотекаря должна быть привлекательной для стильных молодых людей. Это должна быть путёвка в жизнь и шаг к большой карьере. Как это сделать в российской ситуации — надо спросить у разработчиков проекта интеграции молодых кадров.

 

Надо законодательно раскрепостить библиотеки, чтобы появился стимул к поиску новых форм работы с читателями.

 

В эпоху дистанционного образования роль библиотеки как центра дополнительного и альтернативного обучения многократно возрастает. Проблема в том, как перестроить работу библиотек на практике. Например, для начала не плохо было бы отменить Федеральный закон № 94 о тендерах. Он сильно подорвал работу библиотек, театров, музеев. Библиотеки практически не могут тратить деньги самостоятельно: у них куча рекомендаций и очень мало средств, чтобы что-то купить. Тендеры вообще очень коррупционная система. Все крупные издательства с помощью этих тендеров прокручивают свою литературу. Доходит до смешного: скажем, библиотека хочет выписать новое собрание сочинений Пушкина, качественно изданное, с хорошими комментариями. А им говорят: у нас есть другое, дешёвое издание, зачем вы тратите деньги на более дорогое? Надо законодательно раскрепостить библиотеки, дать им возможность самим закупать книги и выстроить систему поощрений, чтобы появился стимул к поиску новых форм работы с читателями. Пока мы сохраняем формальный подход и эти барьеры, никакой интернет нас не спасёт.

 

А с районными библиотеками как быть? В центральные, по крайней мере, ходят студенты, там независимо от имиджа всегда очереди. А на периферии людям, кажется, вообще не нужно такое учреждение...

В районные библиотеки не ходят, не потому что там нечего читать. Молодые люди чутко реагируют на живое и неживое. Вы хоть развесьте плакаты по городу, но человек всё равно приходит в эстетически устаревшее пространство — из наших библиотек хочется сбежать. Если библиотека станет частью современного комплекса, тогда туда пойдут. Там надо ставить компьютеры, проводить акции. Потому что как только мы говорим «пропаганда чтения», у всех начинается зевота. Но это надо делать. Каждое поколение требует нового поиска интереса к чтению.

 

То же, думаю, касается и интереса к искусству. Как вы считаете, у музеев те же проблемы, что у библиотек?

В плане подхода и отношения с властью — да. В нынешней ситуации, когда современное искусство приравнивается к аморалке, я не знаю даже, как будет реагировать власть на следующее Биеннале современного искусства. Вот проект «Современное искусство в традиционном музее», который мы делаем в Петербурге, — это замечательный способ инкорпорирования современного и радикального подхода в традиционную музейную структуру. Я бы на месте города эту акцию пиарила как одну из своих визитных карточек. И обидно, что эта местная инициатива не имеет выхода. Сколько я ни рассказываю — ни в Москве, ни в других городах про этот проект никто не знает. Но это ведь легко провести в любом городе, ведь везде одни и те же проблемы, особенно у небольших музеев.

 

Образ Петербурга XIX века накладывается на город и мешает видеть другую, не связанную с унынием и меланхолией часть. Город сам не верит в свою радикальность.

 

В прошлый раз за время программы я посетила множество музеев, куда бы просто так в жизни не пошла. Например, Музей-квартира Шаляпина: никогда там не была, а это между тем отличное и интересное культурное учреждение. Сначала, кстати, музеи отказывались, а сейчас в очереди стоят, чтобы поучаствовать в программе. Приходит понимание того, что новое — это не обязательно разрушение старого. Девяностые годы дали прорыв многим вещам, но при этом у нас не осталось времени пересмотреть то, что накопилось в запасниках. Это проблема традиционного искусства: мы его не видим. Всё лучшее лежит в хранилищах, Петербург — сокровищница, где всё спрятано от человеческих глаз. Если сокровища вытащить наружу, мы увидим массу вещей, о которых даже не подозреваем.

 

Вы много работали над имиджем Норильска. Как вам удалось переломить видение города в глазах жителей? Можно ли какие-то конкретные идеи и методы применить для улучшения имиджа Москвы и Петербурга?

Петербург описан в классической литературе как мрачный, нечеловеческий город. Но когда москвич приезжает сюда, он видит, что это на самом деле очень весёлый город. Однако мифология часто мешает это увидеть самим жителям. Если мы говорим о самоидентификации города, сторонний наблюдатель видит больше.

 

Москва культивирует в ущерб себе образы купечества и ярмарки, что мешает имиджу города, потому что он куда более сложный.

 

Проект Петербурга XIX века или революционного Петербурга накладывается на город и мешает видеть другую, не связанную с унынием и меланхолией часть. Это мешает ему развиваться: Петербург сам не верит в свою радикальность. Удивительно, что петербуржцы этого не видят. Как будто в Москве было меньше клоак и чердаков. Москва же, наоборот, культивирует в ущерб себе образы купечества и ярмарки, что, на мой взгляд, тоже мешает, потому что город куда более сложный, а это «раззудись плечо» — реакция на меланхолический образ Петербурга. Пересмотр культурных стереотипов очень важен для дальнейшего развития города, как Москвы, так и Петербурга.

 

Кстати, почему вы отказались от должности в общественном совете при Министерстве культуры?

Честно, у меня нет времени. Меня пригласил Мединский, я была очень польщена, но если этим заниматься, то нужно заниматься серьёзно, а не быть свадебным генералом. Если проводить экспертную политику, это требует много времени. Пользы от меня будет больше, если мы совместно с Министерством культуры сделаем ряд проектов. У меня нет ложного тщеславия.

Тем более политические взгляды Мединского мне не близки, и все эти «Мифы о России» вызывают у меня неприятное чувство. Но у меня есть опыт работы в регионах, когда очень консервативные люди оказывались эффективными и мы находили общий язык. Через несколько месяцев будет понятно, куда разворачивается деятельность Минкульта. Так что даже будь Мединский либеральным человеком и мне симпатичным, я была бы вынуждена отказаться, потому что не хочу подставлять свою репутацию под то, чем они занимаются. Я буду вынуждена брать ответственность за их решения.