«Майя Плисецкая с автоматом»: Вадим Басс — о новом проекте судебного квартала Историк архитектуры о том, почему отвергнутый проект Максима Атаянца для Петербурга важнее, чем парк
The Village продолжает следить за ситуацией, сложившейся вокруг строительства судебного квартала на Петроградской стороне. Вчера подтвердилась информация о том, что управделами президента РФ отказалось от проекта, выигравшего конкурс в 2013 году: облик местности определит не Максим Атаянц, а архитектурные бюро «Евгений Герасимов и партнёры» и Speech Сергея Чобана (конкурс трёхлетней давности Герасимов проиграл). Накануне «Фонтанка» опубликовала новый эскизный проект квартала на проспекте Добролюбова Петроградской стороны — на месте снесённых корпусов Государственного института прикладной химии (ГИПХа). Горожане между тем продолжают собирать подписи под петицией: не нужны ни Атаянц, ни Герасимов — вместо комплекса Верховного суда необходим парк.
Мы поговорили с экспертом, мнение которого отличается от мейнстримного: историк архитектуры Вадим Басс считает, что дискуссии о парке бессмысленны, объясняет, чем одна неоклассика отличается от другой и почему 80 % современной петербургской архитектуры можно было бы отдать за один Дом музыки в Хельсинки.
Вадим Басс
кандидат искусствоведения, доцент факультета истории искусств Европейского университета
Классический дом — не просто здание с колоннами. Есть люди (их в стране всего несколько), которые знают эту архитектуру как свою. А есть люди, которые просто лепят колонны. Проект Герасимова — это бизнес-архитектура: надо вам с колоннами, под модную сталинистскую историю — пожалуйста, делаем с колоннами. Это архитектура имитации, она и с современностью так обходится, не только с классикой. А проект Атаянца сделан человеком, который говорит на языке классической архитектуры, знает её как никто в городе. Для архитекторов античности или для Палладио Атаянц — собеседник, а не школьник. В этом принципиальная разница.
Для петербургской публики характерна несколько узкая, что называется narrow minded, позиция: классическое — это то, чему научили в школе, — мол, есть Кваренги и Росси, «правильная классика», наше всё. Это следствие выращивания определённых вкусов в течение ХХ века, начиная ещё с рубежа столетий. И это было даже неплохо, пока архитекторы могли поездить по миру и сравнить, посмотреть на первоисточники — вот когда такой возможности не стало, всё резко стало вторичным. Потому что та же античность неимоверно разнообразна и свободна. И хорошо бы, чтобы человек, который рассуждает про классику и про то, что прилично «классическому городу», эту сложность и разнообразие знал, видел и понимал. Это, простите за трюизм, как в поговорке про вкус устриц. Другое дело, что чем больше архитектор знает, тем ему сложнее — хотя, наверное, и интереснее. И результат сильнее в разы. По крайней мере, разные версии проекта Атаянца, в том числе разные варианты театра, для меня — свидетельство именно такого рода. Это как с языком: одно дело, когда вы начинаете его изучать и у вас есть для каждой мысли одно клише, другое — ситуация носителя, у которого есть сто способов высказывания со своими оттенками. Но и думать приходится больше, а не просто колонны из книжки на автомате на фасаде лепить, потому что у клиентов из начальства мода на эффективных менеджеров и прочее советское. Мы же понимаем, чем отличается native speaker от школьника?
Так вот, у Атаянца есть знание первоисточника: он те первоисточники объехал по много раз, включая места, в которые мы теперь явно попадём нескоро, но которые были важны для тех же Росси или Томона, просто зашиты в их архитектуре. Ту же несчастную Пальмиру, например. И это видно во всём. На мой взгляд, проект Атаянца — первая за долгое время серьёзная именно классическая архитектура, а не архитектура, которая притворяется классикой.
В данном случае вопрос не в конкретном стиле, а в качестве архитектуры, в том, серьёзно это или является пережёвыванием переваренного. Проблема проектов-конкурентов 2013 года прежде всего была в том, что и уровень качества — неприличный. И здесь не так важно, что у Герасимова были колонны, у Явейна — пилоны, а у Земцова — вообще обкомовский официоз 1980-х. И одновременно Атаянцем предложена сильная классическая вещь. Предложили бы сильную неклассическую — было бы что обсуждать.
Разговоры про парк вместо архитектуры — на мой взгляд, это скорее от бессилия — и от архитектурного, и от отсутствия слов, посредством которых публика могла бы всерьёз обсуждать город, его архитектуру, новые постройки в исторической среде. Так что я не был в числе борцов за парк на этом месте, я был за то, чтобы построили хорошую вещь. Горожане были бы рады парку? А что значит горожане? Я тоже горожанин, архитекторы — тоже горожане, но один делает вам первоклассный проект, а другие ответственны за «градостроительные ошибки». Если спросить, то 85 % горожан скажут то, что вы хотите получить от них в ответ, особенно если у вас будет начальственный вид. Мне кажется, в результате все разговоры про парк выльются в очередную полоску замёрзших газонов среди гранитной плитки. Так что, на мой частный взгляд, для города лучшим выходом было бы именно появление качественной вещи — не так важно даже, что классической. Всё-таки какой-то профессиональный счёт у архитекторов есть, глядишь, и другие подтянутся, подровняются.
Чтобы прочитать целиком, купите подписку. Она открывает сразу три издания
месяц
год
Подписка предоставлена Redefine.media. Её можно оплатить российской или иностранной картой. Продлевается автоматически. Вы сможете отписаться в любой момент.
На связи The Village, это платный журнал. Чтобы читать нас, нужна подписка. Купите её, чтобы мы продолжали рассказывать вам эксклюзивные истории. Это не дороже, чем сходить в барбершоп.
The Village — это журнал о городах и жизни вопреки: про искусство, уличную политику, преодоление, травмы, протесты, панк и смелость оставаться собой. Получайте регулярные дайджесты The Village по событиям в Москве, Петербурге, Тбилиси, Ереване, Белграде, Стамбуле и других городах. Читайте наши репортажи, расследования и эксклюзивные свидетельства. Мир — есть все, что имеет место. Мы остаемся в нем с вами.