Cколько стоит московский бархоппинг Редакторы The Village обошли десяток модных и не очень баров за одну ночь, чтобы понять, могут ли московские барные маршруты конкурировать с петербуржскими

В Москве стремительно холодает: с наступлением октября горожане перемещаются из парков и кафе на набережных в тёплые бары и клубы под крышей. Вдохновившись аналогичным зимним экспериментом петербургской редакции, сотрудники московского The Village решили подсчитать, во сколько обходится один тур по ночной Москве, где, как известно, и цены выше, и пешему ходу предпочитают Uber. Изначально мы собирались пройтись лишь по заведениям, открывшимся в последний год, но быстро отклонились от маршрута и в итоге следовали территориальному принципу.

Задача эксперимента — в ночь с субботы на воскресенье обойти максимальное количество баров, выпивая в каждом по одному фирменному шоту или коктейлю, а в финале подсчитать потраченные деньги.

КУРГАНСКАЯ: «ЭМА» — универсальное место минувшего лета, стартовать без особых раздумий решено отсюда. На подcтупах получаю звонок от Ани. Она говорит, что сегодня здесь неожиданно платный вход — 300 рублей за шанс послушать какого-то приезжего продюсера. Думаю о том, как на нашем месте поступил бы среднестатистический бархоппер, но недолго: спустя пару минут мы внутри. В 23:00 людей на танцполе и везде немного, в основном они листают фейсбук и фотографируют друг друга в клубах дыма. В баре девушки модельной внешности (кажется, барменов сюда набирали по фотографии), поколебавшись, предлагают нам сет дынных шотов под названием «Компашки» — приятных, но ледяных и в октябре уже неуместных. Впрочем, для начала неплохо.

БОЛОТОВ: Театр начинается с вешалки, а «ЭМА» — с «Биллы» за Яузой, в которую все бегают за алкоголем. Я же с Ритой бегу снимать наличные: сильно опоздав на встречу, мы обнаружили, что вход в пространство платный. Во дворе просто и хорошо, а внутри ещё лучше: мало людей, красный свет, играют техно, и на секунду я ощущаю себя статистом фильма Гаспара Ноэ: чиллю в клубе, пока где-то поблизости разворачивается настоящая драма. Жалко, что «ЭМА» закроют уже через пару недель и она останется картинками в инстаграме.

Курганская: Открывшаяся пару месяцев назад «Смена» сперва показалась кому-то, как любят говорить в Москве, новым местом силы, но сегодня выглядит как пивная в Жулебино: диджей в застёгнутом наглухо пиджаке ставит нечто неидентифицируемое и раз в пять минут кричит: «Оля, с днём рождения!», вызывая припадки у Оли и её компании. Столы заставлены пустыми стаканами из-под пива и какими-то канапе. Спрашиваю у бармена, есть ли у них что-либо фирменное, тот залихватски отвечает: «Виски-кола — я готова!» Делать нечего, берём пару стаканов, но едва ли допьём их до половины.

ГРИГОРЬЕВА: Интерьер навевает ностальгию по студенческим временам: стены из облезлого кирпича, синий свет — всё как мы любили в конце нулевых, когда не вылезали из «Гаража» и «Артплея». Только сейчас нас окружают женщины в бандажных платьях и мужчины в синтетических пуловерах с V-образными вырезами. Делаю напоследок затяжной глоток и оставляю выпитый наполовину коктейль на подоконнике. Думаю, в этом заведении есть человек, которому он нужнее.

ЧЕСОВА: «Смене» поначалу прочили будущее модного места, но, кажется, миссия провалена. Ничто не напоминает о прошедших не так давно разудалых вечеринках «Cкотоghetto» и «Замес». На смену пирсингованным подросткам в спортивках пришли усталые горожане, обсуждающие в перекурах подводные камни корпоративных стандартов. Стреляю во дворике сигарету у группы мрачных тридцатилетних мужчин. «...Когда я увидел этот бриф, у меня чуть пукан не треснул», — говорит один из них товарищам, протягивая пачку и даже не смотря в мою сторону.

БОЛОТОВ: Я хотел бы смолчать, но придётся написать две вещи о коктейлях «Виски-кола — я готова»: во-первых, Wonderzine на них нет, а во-вторых, 350 рублей за виски, простите, с колой — это вообще что? Но, кажется, всем нравится: выходя во двор, замечаю, как за стеклом весело танцуют люди, диджей потягивает электронную сигарету, а по телевизору без звука показывают психоделический мультик «Ух ты, говорящая рыба!» 1983 года. Ночь только начинается, и мы идём дальше, протискиваясь сквозь толпу у культовой чебуречной.

БОЛОТОВ: Очень несмело беру стопку в ладонь и закидываю в себя. Лицо съёживается, внутренности хотят вывернуться наизнанку, а рот едва сдерживается, чтобы не послать весь мир куда подальше. ***, ну что за ***, самое отвратительное пойло Москвы! Ноги моей здесь больше не будет.

ГРИГОРЬЕВА: Мысленно благодарю бармена за то, что он не поджигает эту дикую смесь. Предоставляю право первого глотка Юре и наблюдаю за его реакцией. Он выглядит так, как будто опорожнил бутылку уксуса, смешанного с керосином. Я даже не представляла, что человек может так сильно сморщиться: его лицо стало размером с кулак. Очевидно, этот шот не похож на шипучее снадобье, которым Гудвин потчевал Трусливого Льва в известной детской книжке. Закрываю глаза и вливаю в себя порцию смелости. Ощущение, будто выпила пузырёк неразбавленного средства для полоскания горла. Куража не прибавилось, а вот желания почистить зубы или съесть мятный леденец — хоть отбавляй. Будь я на месте Льва и подсунь мне кто такую гадость, я бы предпочла оставаться трусихой и ушла жить в зоопарк.

ПОПОВА: Бар Lumberjack ближе всего к моему любимому формату веселья — моновечеринка на диване с коктейлем из всего, что завалялось в холодильнике, и архивом статей в Pocket. Обходительный молодой человек с бритой головой, окладистой бородой и бейджиком «ПОЭТ» советует коктейль «Хемингуэй Special» и рассказывает, что писатель был диабетиком, поэтому дайкири любил с вишнёвым ликёром вместо сахара. Коктейль с историей лучше всего, что мне довелось сегодня выпить, поэтому частично оправдывает pin-up эстетику, женщин в роликовых коньках по телевизору и необходимость вообще выходить из дома. Кстати, это первое место, где у нас спросили документы: зайти можно только после 21 года.

ЧЕСОВА: В полупустом зале, где в субботу вечером есть где упасть яблоку, парочка бодипозитивных женщин терзает ртами бургеры. Рядом — одинокий бледный юноша со взором горящим просматривает список писем в своём смартфоне. Тихо, непривычно светло и чисто. Покидаем это царство сплина без сожалений.

ПОПОВА: На входе встречаю своего знакомого Антона — мы обмениваемся умеренно остроумными репликами по поводу моего антитабачного ингалятора. На входе висит табличка «Частная вечеринка», которую я игнорирую, пока фейс-контроль — или же просто охранник — не спрашивает: «Молодой человек, вы куда?» Тут по всем правилам надо было развернуться и гордо прошагать обратно, но я решаю обратить гендерную слепоту в свою пользу и протискиваюсь внутрь с замечанием, что я вообще-то девушка. Охраннику безразлично, и нас не пускают всё равно.

КУРГАНСКАЯ: «Камчатка» на Кузнецком Мосту у меня ассоциируется со студенчеством: в 2012 году, когда она только открылась и была ещё не вульгарным кабаком, а ностальгическим пивбаром с «Гранитным камушком в груди», звучащим из колонок, мы с подружками выпивали здесь после каких-то экзаменов. Кажется, сейчас всё сильно по-другому. Ведомая журналистским любопытством, веду сюда вяло упирающуюся компанию.

ПОПОВА: В «Камчатку» я заходить отказалась, не разделяя энтузиазма коллег по поводу бутера со шпротами. Наивный поступок, потому что по выходным «Камчатка» расширяется где-то на полкилометра: перед входом жарят сосиски, а «Белую стрекозу любви» исполняет весь Кузнецкий Мост. Вспоминаю, что года два назад мы случайно встретили здесь день рождения коллеги, и тогда внутри ещё вполне можно было находиться — либо веселье теперь масштабнее, либо я постарела.

КУРГАНСКАЯ: Уже на улице стоит одна из, кажется, четырёх стоек с пивными кранами — увидеть очередь за алкоголем здесь почти невозможно, трезвым не останется никто. На входе внушительный охранник с внешностью Азазелло в исполнении Александра Филиппенко в ультимативной форме требует показать паспорта. Спрашиваю, со скольки лет пускают в «Камчатку». «С восемнадцати, но скоро примут законопроект, и будем с двадцати одного!» — грозится он. Далее в программе — двадцать минут ада.

ЧЕСОВА: Бар «Камчатка» в ночь с субботы на воскресенье напоминает квази-версию босховского «Сада земных наслаждений». Здесь по-чёрному не только пьют, но и едят, танцуют и ищут партнёра на ночь. В нижнем зале настолько тесно и шумно, что находиться в нём можно только в крайней степени подпития. В помещении стоит густой запах человеческого тела и неприятностей.

КУРГАНСКАЯ: Диджей вперемешку ставит «Зверей», Madcon, Spice Girls и Тимати, экстремально стриженная женщина отчаянно кричит: «Я готова!», незнакомый мужчина хватает меня за волосы. В таком заведении гулять так гулять: беру стопку водки «Праздничная» за 120 рублей и два бутерброда со шпротами и сливочным маслом. Донести стопку целой от бара до второго этажа, где ожидают коллеги, не удаётся: какой-то зашедшийся в танце человек, не устояв на ногах, падает на меня, содержимое рюмки летит в разные стороны. Бутерброды — жирные и на очень толстом хлебе. Уходим стремительно и не оглядываясь.

КУРГАНСКАЯ: Не могу назвать себя поклонницей этого московского побратима культового питерского бара: всякий раз, когда я здесь оказываюсь, меня не покидает чувство, что люди не веселятся, а натужно пытаются это делать. Так и в этот раз: экспаты, длинноволосые студентки и юноши в кожанках на улице лениво переговариваются и топают ногой под ненавязчивый хаус. В помещении — ещё тоскливее. Пока коллеги пьют небезызвестную «Лисичку», приземляюсь на скамейку рядом с тусовщиком неопределённого возраста. Он дремлет.

ГРИГОРЬЕВА: Мне кажется, всех этих людей я два часа назад видела в «ЭМА». Удивительно, но почти во всех местах, где мы сегодня были, бармены не могут посоветовать ничего конкретного. Многозначительно поводят бровями в сторону барной карты и ждут, пока ты примешь решение. Припоминаю подобный эксперимент в Петербурге — там ребят консультировали в каждом заведении. В Москве же схема «сделай классно на свой вкус» не работает. Не успеваю это дело как следует обмозговать, потому что наши шоты уже готовы. Пьём на пару с Ритой. Пожалуй, на сегодня «Лисичка» — мой фаворит.

БОЛОТОВ: Пятьдесят шагов от Mishka — и совсем другой мир. «Я не собиралась тусоваться, я просто думала, как бы не сдохнуть дома от холода», — говорит одна девушка друзьям, пока мы пробираемся внутрь «Редакции». Снова красный стробоскоп, слишком много людей, а в голове у меня крутится: «Фейк-фейк-фейк». В российской либеральной журналистике очень любят использовать термин «карго-культ» при описании российской политики или экономики (я и сам это делал). Так вот: «Редакция» — это такой же карго-культ. Все внешние атрибуты модного бара вроде бы есть, а что-то невесело.

ПОПОВА: Я здесь первый раз — производственного колорита и без того хватает. Изумляет, что коктейли называются в честь газет и за ними стоит очередь, которую обычно можно увидеть на бесплатных вечеринках алкогольных брендов. Фотографируюсь в красной комнате на фоне весёлых людей, но геотег решаю не ставить.

БОЛОТОВ: Продолжая изучать Столешников, мы минуем огромную очередь на вход в «Симачёв» (на веранде сидит Сергей Капков) и заходим в Haggis, но нас просят уйти: место не работает. На часах полвторого, Drink your Seoul закрывается в два, и кажется, что нас спасёт лишь один бар. Земля обетованная, Noor.

КУРГАНСКАЯ: Открывшийся этой зимой после реконструкции Noor на Тверской — прекрасное место для обеспеченных людей. Ото всех здесь веет достатком и, как ни странно, лёгким сексуальным голодом: пока добираюсь через весь зал до туалета, ловлю недвусмысленные улыбки сразу трёх мужчин глубоко за 30. Возможно, всё дело в том, что я едва держусь на ногах.

ЧЕСОВА: У публики здесь есть своё лицо, и это лицо игривого мужчины средних лет в недешёвом пиджаке, готового придержать вас под локоток, прикурить вашу папироску и пригласить в гости при взаимной симпатии. В местной цветомузыке — 50 оттенков съёма, я несколько обескуражена и впервые за вечер решаюсь хряпнуть рюмашку. Прошу немолодого бармена налить что-нибудь фирменное, и он вполне предсказуемо смешивает мне «Гранатовый тини». Пожалуй, Noor — одно из немногих мест нашего алкогольного тура, в котором мы задерживаемся: сидим, курим и тыкаем в смартфоны, как всякие порядочные тусовщики.

ГРИГОРЬЕВА: В обычной жизни я не захаживаю в места, где за один коктейль в мелкой рюмке нужно отдавать 600 рублей. Мой предел — чебуречные и полуподвальные бары, поэтому Noor впечатляет своей роскошью. Наверное, в такие места нужно приходить одной, громоздиться на высокий стул у барной стойки, переплетать ноги на манер Ренаты Литвиновой, потягивать мартини с оливкой и ждать, пока к тебе приклеится обнищавший дворянин. В углу — диджейский пульт и подобие танцпола, на нём старательно отплясывают две девушки и молодой человек. Зал полон.

КУРГАНСКАЯ: Я отделяюсь от коллектива, смакующего «Гранатовый тини», и спешу к бару с намерением выпить нечто совершенно иное. Далее происходит какой-то унизительный диалог с барменом: прошу смешать мне что-то на её выбор, а в ответ получаю перечень вопросов о любимых вкусах и видах алкоголя. Я уже не вяжу лыка, очень сложно ответить осмысленно. «Ну хотя бы шот или лонг?» — не унимается девушка. Вспоминаю о нашем с коллегами договоре делать упор на шоты, чтобы не задерживаться в одном месте, и бросаю: «Шот!» Бармен хохочет: «Мадемуазель, может быть, вам сразу „Б-52?“» Чего не могу простить навороченным барам, так это барменов с апломбом. Наконец передо мной лонг в ёмкости, напоминающей напольную вазу. Даже не удосуживаюсь спросить, что это (кажется, в составе есть джин, а может быть, и нет), скорее валюсь за столик без сил и, кажется, схожусь с коллегами в вердикте: здесь круто.

ПОПОВА: В Noor мы идём двадцать минут, а мне жмут ботинки — в итоге всё это время я размышляю, попаду ли навсегда в чёрный список, если тихонько засуну ноги в знаменитую ледяную ванну. На веранде во внутреннем дворе просто и по-честному классно. Я уговариваю своего бойфренда, разочарованного ценником на коктейли, почаще ходить сюда на бранч. Мы ещё не знаем, что это последние тёплые выходные года: через неделю пошёл снег, и ледяная ванна стала значительно больше в размерах.

ЧЕСОВА: Если ближе к утру у вас открылось второе дыхание и вам захотелось грязных танцев, широкого застолья и алкоголя рекой, то искать всего этого в баре «32.05» категорически не стоит. У входа пара качает яркую коляску со спящим младенцем, и это служит отличным эпиграфом к тому, что ждёт внутри. Засидевшиеся завсегдатаи клюют носом, уборщица моет полы, у барной стойки — ни души. Тихий час. Такой тихий, что слышно, как в туалете бежит вода по батареям.

КУРГАНСКАЯ: То ли дело в зените осени, то ли в трёх часах ночи, но в эстетском ресторане сада «Эрмитаж» буквально три калеки. Аня характеризует обстановку оборотом в духе «дом престарелых» и требует ехать в «Науку и искусство» за «свежим мясом». С ней сложно не согласиться. Тем не менее из последних сил уничтожаем одну на троих рюмку фирменного местного «Саган-тини» — это водка, голубика и бурятские травы, на вкус вполне славно. Очень долго стою в очереди в туалет, поскольку до меня там заперлась пара. Фотографируем в инстаграм детали скурпулёзного интерьера и — впервые за вечер — вызываем Uber.

ЧЕСОВА: В «НИИ» — вечеринка «Минимум», и даже около четырёх утра попасть внутрь способны только самые смелые, ловкие и умелые. У входа чудовищная очередь из оголтелых рейверов, которая демонстрирует минимум движения вперёд. Какая-то барышня жалуется, что уже потеряла счёт времени, пара влюблённых повалилась от усталости в холодную мокрую траву. Вычитаем себя из этого сложносочинённого уравнения: лучше закольцевать композицию вечера и вернуться в «ЭМА», где тепло и еда.

КУРГАНСКАЯ: Так как большую часть бойцов мы по пути растеряли и остались вдвоём, пришло время подводить итоги турне: Москва всё же непригодна для бархоппинга; по пути от «Китай-города» до Столешки я успела один раз протрезветь и дважды проголодаться, к недешёвым коктейлям и еде стоит прибавлять многочисленные расходы на такси, а львиная доля приличных заведений в два часа ночи с субботы на воскресенье уже закрыта или вот-вот закроется. Выбирайте не больше пары проверенных мест и дрейфуйте между ними с толком и расстановкой, а не наматывайте круги в районе «Курской», как мы с Аней в этот момент.

ЧЕСОВА: В «ЭМА» продолжается вечеринка, и ранним утром на танцполе, пожалуй, оживлённее, чем поздним вечером. К тому же здесь всё ещё кормят, а желание чем-то заесть впечатления минувшей ночи — одно из двух, на которые я ещё способна (второе — спать). Падаем с Курганской в продавленный диван и какое-то время вяло сплетничаем под фалафель и чипсы с хумусом из «Юности». Вскоре речевая функция отказывает нам обеим, и мы решаем расходиться. Сажусь в такси и сплю как младенец до самого дома.