Спецпроекты«Ходили слухи, что Стругацкие чуть не наваляли Тарковскому»: Зачем нужны экранизации

Как относиться к адаптациям классических произведений

The Village Specials (old), 30 декабря 2016
15321

«Ходили слухи, что Стругацкие чуть не наваляли Тарковскому»: Зачем нужны экранизации — Спецпроекты на The Village

В новом выпуске спецпроекта «Книжный клуб» мы попросили кинокритика Владимира Лященко и сценаристку Наталию Мещанинову поговорить об экранизациях. На примере произведений Кена Кизи «Над кукушкиным гнездом» и Рэя Брэдбери «451 градус по Фаренгейту», переиздания которых вышли в издательстве Like Book, мы попытались разобраться, как следует относиться к адаптациям. Съемки прошли во флагманском бутике Nespresso на Большой Дмитровке, 13.

Владимир

Лященко

кинокритик

Наталья

Мещанинова

Сценарист

Как относиться к экранизациям?

владимир: Что говорят чаще всего про любую экранизацию? «В книге все было не так!» Может, знание первоисточника оказывается помехой для восприятия?

Наталия: Это особенность человеческого распределения симпатий, плюс недоверие к тому, что придет чужой человек и что-то сделает с любимым произведением. Немного не в тему, но, когда мы снимали адаптацию «Красных браслетов» — а люди не видели еще ни трейлера, ни даже состава артистов, — сразу посыпались комментарии: «не трогайте, я люблю испанскую», «что ж вы делаете», «уберите руки».

ВЛАДИМИР: Это как раз в тему, потому что применимо к любой адаптации. Может быть, никто не против экранизаций, просто у каждого в голове уже есть своя. И чужая — уже неправильная по определению, «не такая». В десять лет я прочитал «451 по Фаренгейту» Рэя Брэдбери, и у меня в голове были сцены. Особенно засело, как герой раз за разом ждет, что из-за угла на него выйдет Кларисса — а она не выйдет, потому что уже погибла. И когда я в школьные еще годы пытался посмотреть фильм, не думал о том, что его лучше именно как картину Франсуа Трюффо смотреть, а не как экранизацию моих представлений о книге.

НАТАЛИЯ: Ну конечно. Я перечитывала «Властелина колец» несколько раз, и у меня сложилось визуальное представление о том, как выглядят герои, где живут. Пространственное, типажное впечатление настолько укоренилось во мне, что было страшно смотреть экранизацию. Правда, потом сильная любовь прошла, я посмотрела и не удивилась: примерно так все себе и представляла.

ВЛАДИМИР: Питера Джексона (режиссер «Властелина колец». — Прим. ред.), кстати, все полюбили, и это притом что он работал с материалом, у которого супермощная фанатская среда, и вообще это большое и важное произведение. Но он сам фанат трилогии, порождение этой самой среды, а не человек со стороны. Хотя если копнуть глубже, то вопрос несовпадения восприятий касается и самой книги. Ведь «такой» книги объективно не существует, кроме того, что в ней буквы в определенном порядке расставлены. Это, конечно, не новая мысль, что произведение всякий раз создается во время чтения. То есть каждый читает свою книгу, свою версию — просто мы не знаем, что там у другого в голове, а автора давно объявили умершим. Но в случае с адаптацией мы вдруг видим на экране это несовпадение, что у другого человека — другая книга.

НАТАЛИЯ: Любопытная мысль, потому что все действительно в голове, работает воображение. Ты для себя придумал, как выглядит Анна Каренина, как двигается, в каком кресле она сидит — и тут вдруг…Но я бы так вопрос поставила: зачем экранизировать книги? Могу предположить, что режиссер или сценарист прочитал рассказ, повесть, роман, его торкнуло, и хочется сказать то же самое, только другим языком. Возможно, проблема в том, что у нас всех рука не поднимается на классику. Потому что смелое обращение с материалом требует пережить его, пропустить через себя. Это еще не гарантирует, что в итоге что-то получится, но есть шанс. Но тогда надо отказаться от дословного следования книге, иначе невозможно, а у нас смело обращаться с материалом никто не может. Вот, например, «Над кукушкиным гнездом» — в фильме фокус с главного героя книги смещен на другого. Повествование от чьего лица в произведении Кена Кизи?

ВЛАДИМИР: Индейца — Вождя, он молча наблюдает за всеми и нам рассказывает.

НАТАЛИЯ: Да, в книге он главный герой. В фильме же мы его воспринимаем как персонажа из окружения яркого Макмерфи, которого сыграл Николсон. У нас сейчас не возникает вопроса, как же так сценарист с режиссером позволили себе? Но возьмись кто сейчас за культовую книгу, сразу возникнут неприкосновенные вещи — нельзя трогать вертикаль, и божественное, и еще какое-то…

ВЛАДИМИР: У Милоша Формана (режиссер фильма «Пролетая над гнездом кукушки». — Прим. ред.) хотя бы история пересказана близко к тексту: все, кому положено, умерли, умывальник в конце с корнем вырвали, в окно кинули. В общем, как надо. А если серьезно, сегодня зрителя от «Гнезда кукушки» отделяет временная дистанция, которая позволяет воспринимать фильм как классический, наряду с первоисточником. То есть это кино уже находится в том же статусе, что и сама книга, оно выдержало проверку временем. Но «попробовали бы они сделать это в мечети», то есть экранизировать это произведение сегодня. Тем более, помимо нелюбви к знакомству с чужим восприятием книги, есть и сакрализация литературы.

Сакрализация литературы

НАТАЛИЯ: Абсолютная сакрализация! Это трепетное отношение к книге.

ВЛАДИМИР: Потому что литература — это наше все, а кино — это какая-то... То есть бывает, конечно, Кино с большой буквы — Тарковский, а все остальное — это черт знает что.

НАТАЛИЯ: Тарковский, а все остальное — действительно черт знает что. Тарковского тоже уже сакрализовали.

ВЛАДИМИР: А возьмись он сегодня за «Сталкера»...

НАТАЛИЯ: Тоже бы говорили, что какой-то артхаус говенный.

ВЛАДИМИР: Конечно, тем более что «в книге вообще все было не так».

НАТАЛИЯ: В книге, действительно, все было не так. Ходили слухи, что Тарковский рассорился со Стругацкими («Сталкер» снят по мотивам повести «Пикник на обочине» братьев Стругацких. — Прим. ред.) из-за того, что Андрей Арсеньевич стал снимать не то, о чем договаривались.

ВЛАДИМИР: Были даже слухи, что Стругацкие, увидев, что Тарковский сделал из книги, наваляли режиссеру. Хотя на самом-то деле сценарий они писали сами, а Аркадий был на съемках и постоянно с Тарковским перерабатывал материал. Зато с «Солярисом» было такое: Станислав Лем (польский футуролог и писатель, автор произведения, по которому был снят фильм Тарковского. — Прим. ред.) приезжал в Москву, несколько недель обсуждал с Тарковским задуманный тем фильм и уехал, поссорившись с режиссером из-за его намерений. После выхода картины Лем говорил, что это никакой не «Солярис» вовсе, а Достоевский.

НАТАЛИЯ: Хороший пример режиссера, смело обращающегося с первоисточником. Никто не обязан следовать даже прямым указаниям автора.

ВЛАДИМИР: Получается попытка перенести мир автора на экран.

НАТАЛИЯ: Да. А кто тогда режиссер — курьер?

ВЛАДИМИР: Может быть, переводчик? С одного языка на другой.

НАТАЛИЯ: Как ты думаешь, «не трогайте книгу, она лучше» свойственно только россиянам или это общечеловеческое?

ВЛАДИМИР: У нас любая литература серьезна и сакральна, и, соответственно, люди стоят на страже. Кажется, этого не происходит в Англии, когда в экранизируют сестер Бронте или когда очередной режиссер берется за осовременивание Шекспира. При этом фанаты Роулинг, конечно, всегда на страже. Когда снимали кино по ее книгам, она сама была надзирателем процесса.

Особый мир кино

НАТАЛИЯ: В кино надо создавать свой мир. Нельзя надеяться, что сильный материал вывезет сам. Иначе фильм получается безликим, безавторским. Книга ведь действительно почти всегда лучше. Почему никто не может нормально экранизировать «Мастера и Маргариту»? Потому что книга обладает тем оружием, которого нет в кино, — это блестящее слово, которое не заменить. Драматургия в книге отличается от сценарной. В первоисточнике может не быть такой жесткой структуры, там может быть все что угодно. Попробуйте экранизировать «Это я — Эдичка» Лимонова.

ВЛАДИМИР: Это невозможно.

НАТАЛИЯ: Я не представляю себе! Сколько боли в каждом его описании, в порнографических его болезненных воспоминаниях о Елене! И как это снять?

ВЛАДИМИР: Может получиться болезненное кино про разный секс, но само содержание романа будет, вероятно, утрачено. Он же вообще не о том, что с героем внешне происходит.

НАТАЛИЯ: Абсолютно. Он об утраченной любви, о боли и о том, как человек в попытках заполнить пустоту, зияющую дыру, катится к эро-приключениям. И это не перенести на экран, поэтому книга, конечно, будет лучше. Кстати, в случае с современной литературой есть и практический момент: авторы очень ревностно относятся к своим произведениям, и я их понимаю.

ВЛАДИМИР: Мы еще важное различение не провели: одно дело экранизировать роман, и другое — пьесу. Пьеса написана для того, чтобы ее играли, правда, на сцене. И тут тоже подвох кроется: при кажущейся близости театра и кино это все-таки разные языки. Проще ли театральную драматургию превратить в кинематографическую, работает ли она в фильмах?

НАТАЛИЯ: Крайне редко. Бывает, что работает, но надо форму придумать для кино. Нужно учитывать то, что это разные языки, да и театральная драматургия сильно отличается от сценарной. Поэтому скачки из театра в кино и наоборот обычно неудачные: что-то не происходит, какое-то перещелкивание, либо видение целого не случается, хотя кажется же, что хороший материал, читать его классно. Мне предлагали снять фильм по пьесе «Язычники» Анны Яблонской — она великолепно написана. Но я поняла, что не смогу экранизировать: надо полностью перестроить весь мир для того, чтобы это кино получилось. Отношения персонажей театрально гротескные, и нужно изобретать такую форму, в которой это было бы нормой реальности. То же самое с диалогами — блестящие, ты думаешь: как ловко сказал, как точно, как больно попадают в тебя слова. Но в кино все это перестанет работать.

ВЛАДИМИР: Театральные диалоги обычно слишком отличаются от реальности, а сейчас самое интересное кино опять сместилось в сторону попытки схватить реальность, зафиксировать ее, транслировать, размыть границу между художественным и документальным. А театральная драматургия, даже та, которая апеллирует к реальности повседневной, все равно так устроена и так написана, что блестящие диалоги — они уже в силу того, что блестящие, неправдоподобные... В кино они сразу все разрушают, если вокруг них какие-нибудь авторы уровня братьев Коэн не выстроили подходящий мир.