Город
Разговоры на ужине: Старые и новые развлечения Москвы
Эдуард Бояков, Андрей Фомин и другие гости пятого ужина обсуждали развлечения в Москве. The Villagе публикует самые интересные моменты беседы. Ужины в баре Strelka.
|
6 октября состоялся пятый ужин, который бар Strelka проводит совместно с The Village. Задача этого проекта — собрать за одним столом профессионалов из разных сфер и дать им возможность в непринуждённой обстановке обсудить то, что их действительно волнует. Пятый ужин был посвящён старым и новым развлечениям в Москве, а зваными гостями стали руководитель театра «Практика» Эдуард Бояков и светский промоутер Андрей Фомин. Участники ужина говорили о том, какие развлечения актуальны сегодня, почему закончилась эпоха московского гламура, как социальные сети забирают живую энергию, а новый застой возвращает стремление к интеллекту. The Village публикует самые интересные фрагменты беседы. |
|
УЧАСТНИКИ УЖИНА:
|
Эдуард Бояков
|
|
Андрей Фомин
|
|
Мария Пирумова
|
|
|
|
Дмитрий Устинов
|
|
Алексей Киселёв
|
|
Игорь Садреев
|
|
|
|
Роман Мазуренко
|
|
|
|
|
|
Игорь Садреев: Тему сегодняшнего ужина можно трактовать очень по-разному. И само понятие «развлечение» я понимаю достаточно широко — от клубных вечеринок до музыкальных фестивалей, от театра до чемпионата по футболу. Вот как вам кажется, в последние два-три года в Москве стали веселиться по-другому?
Андрей Фомин: Про старые развлечения 90-х, наверное, больше всех могу рассказать я. Мне довелось пройти весь этот путь — через малиновые пиджаки, бандитов, безумное накопление капитала. Потом началась волшебная эпоха гламура, когда люди веселились в казино, заказывали столики по 15 тысяч евро, поливали девушек шампанским. Эта эпоха сгорела вместе с клубом «Дягилев». Потом кризис сбил всю эту пену, и началась другая эпоха — я бы назвал ее эпохой «Красного Октября», «Стрелки» и «Гаража».
Садреев: Эдуард, а дело вашей жизни — я имею в виду движение «новая драма» — возникло в ту эпоху, когда гламур ещё существовал?
Эдуард Бояков: Да, но современный театр возник как совершенно маргинальная штука, как реакция на эту гламурную реальность, на нефтяные фейки, на очевидную избыточность. И я боюсь быть нескромным, но, думаю, мы в некотором смысле предвосхитили «Стрелку».
Роман Мазуренко: Вы, наверное, готовили аудиторию для неё. Потому что по сути вы победили. Ваши ценности теперь составляют ценности нового поколения.
Бояков: К сожалению, мы победили не только в смысле ценностей, но и в смысле трендов. До 90-х сфера развлечений была очень сильно связана со смыслом и с содержанием. Мы жили в такой стране, где днем люди занимались чёрт знает чем, имитировали какую-то жизнь, а вечером шли на спектакль Любимова или приходили домой учить хинди. Настоящая жизнь начиналась только на территории досуга. Потом наступили 90-е, и всё это десятилетие люди занимались работой, созданием материальной базы. Тогда всё было очень стяжательно, развлечение перестало быть сутью, смыслом, перестало просвещать, а стало просто развлекать. Сейчас, мне кажется, эта эпоха заканчивается, и новый этап больше похож на первый. У меня ощущение, что недавнее объявление Путина президентом приведёт к тому, что развлечение снова станет смысловым. Если говорить проще — начинается застой, интеллигенция уходит в себя. Нам становится хорошо дома, и я думаю, это не потому что мы стареем, а потому что мы реагируем на реальность, которая нам всё меньше и меньше нравится.
Мазуренко: Вы сказали потрясающую вещь. Мне кажется, то же самое происходит в молодой тусовке. Энергия из клубов уходит, туда все приходят с недовольными лицами, потому что никому это уже не интересно. Дима, ты как диджей со мной согласишься?
Дмитрий Устинов: Энергия из клубов реально ушла совсем. Если раньше ещё можно было делить эту историю на мейнстрим и андеграунд, то сейчас мейнстрим везде. Пройдёшься по «Красному Октябрю» — везде играет одна и та же музыка, MTV-чарт. И андеграунд такой же вялый, скучный, бессмысленный и глупый. Это как битва двух дебилов в песочнице, и совершенно не интересно, кто в ней победит.
Мазуренко: А что теперь вместо неё?
Устинов: Во-первых, музыка не перестаёт быть интересной людям. Теперь она всем интересна в виде концертов, то есть должна быть какая-то зрелищность. Во-вторых, люди хотят участвовать, хотят сопричастности. Все хотят быть диджеями, но никто не хочет быть слушателем. Всем хочется хоть что-то внести, хоть какую-то маленькую ноту сыграть, а не просто скачать альбом.
Мария Пирумова: С музыкой на самом деле всё очень грустно. По моим ощущениям, её в городе просто нет. Есть какие-то московские междусобойчики, люди что-то пишут, играют, но нет никакой культуры.
Устинов: Она есть, но она другая. Это очень сильно связано с культурой так называемых гопорейвов, «Казантипа» и так далее. Ты когда-нибудь заходила на Promodj.ru, читала, что там люди пишут? Там невероятная энергия! Люди тратят всё свое время в этих форумах, хотя никто никуда не ходит и максимум играет в каком-нибудь кафе «Курвуазье».
Мазуренко: На котором всегда написано: «Лучшие диджеи Москвы».
Устинов: Да, и в шесть часов вечера приходит этот «лучший диджей Москвы» в какой-нибудь кинотеатр в «Европейском» или на каток, где мамы с детьми катаются, включает прогрессив-транс и играет лучший сет в своей жизни, как будто он только что съел 5 таблеток. И проблема даже не в том, какую музыку он играет, проблема в полной несовместимости форматов.
«Посмотрите, как поменялось время, на что тратили деньги наши олигархи. Прохоров катался на лыжах с тёлками. Что сейчас? Фонд Михаила Прохорова — главный спонсор Театра наций»
Фомин: У меня в своё время был проект — Night Life Awards, главная премия в области клубной жизни. Он просуществовал 12 лет, но два года назад мы поняли: пришло время его закрыть, потому что никакого найтлайфа, в том представлении, которое мы застали, больше нет. Раньше в Москве было безумное веселье, пробки, пьянки. Люди сидели на кухне, а потом они стали миллионерами. Десятилетие Москву определяли молодые миллионеры. Посмотрите, как поменялось время на примере того, на что тратили деньги наши олигархи. В эпоху понтов все должны были показать, что у них самая крутая тачка, турбийон и «Челси». Что теперь интересно Абрамовичу? «Гараж». Прохоров катался на лыжах с тёлками. Что сейчас? Фонд Михаила Прохорова — главный спонсор Театра наций. Сегодня российский олигарх скромен, он не кидает понты. Он очень хорошо понял, что началась новая эпоха, войти в которую можно только с артом.
Мазуренко: А почему сменился акцент с финансового капитала на интеллектуальный?
Фомин: Я думаю, это была переоценённая эпоха. Роскошь была некоей религией. Я вообще считаю в пелевинском духе, что нам её внедрил Mercury, которому нужно было продавать люкс. Внедрил путём финансирования журналов, огромного количества программ о звёздах — это была идеология, которая откачивала фантастические деньги!
Бояков: Мне кажется, это какая-то квазиидеология, которая не столько навязывала, сколько предлагала. Я в 25 лет впервые в жизни попробовал йогурт в баночке, понимаете? Все эти йогурты, пиво в железной банке пришли слишком резко, и это открывало новые миры. Понимаешь, «Бентли» — это, по сути, тот же йогурт.
Устинов: Я представляю такие вещи в виде ментальных вирусов. Они просто становятся актуальными в какой-то момент, и есть люди, которые быстро их чувствуют и переводят в поведенческий код, который нужно соблюдать, чтобы быть классным. Мне кажется, период инерции одного вируса — примерно три года. С момента, как родился бар Дениса Симачёва, и до момента, когда в каждом городе стали открывать клубы, похожие на «Симачёв», прошло как раз три года.
Фомин: Но исходя из логики этого вирусного цикла, к сожалению, и «Красный Октябрь», и «Стрелка» тоже когда-то станут попсой. Один очень известный алкогольный бренд с гигантским рекламным бюджетом всю жизнь рассказывал нам про дольче виту, привозил сюда Джуда Лоу и спонсировал мероприятия типа «100 самых красивых людей Москвы». Но в один прекрасный день это бренд вдруг говорит: «Всё! Эта эпоха нам больше не интересна. Теперь нам интересен концерт Муджуса в „Солянке“». И бренд вынимает колоссальный объем рекламы из Conde Nast и распределяет свой бюджет на сайт Look At Me, на «Афишу», на пинг-понг! Вы просто не общаетесь с этими людьми из издательств, но они в шоке, потому что теряют колоссальные деньги!
Садреев: Алексей, а пинг-понг станет новым гламуром?
Алексей Киселев: В Нью-Йорке и Париже это уже гламурная вещь, но нам пока удаётся сохранить более молодёжный образ. Мы сознательно ушли от гламура. Мне приятно, что люди, которые стали нашими фанатами, перестали тусоваться и ездят с рюкзаками в Чертаново заниматься у лучших тренеров. Я считаю, это достижение.
Пирумова: Я помню, как в Москве люди резко перестали тусоваться, когда появились лекции. Это было для меня просто шоком, потому что я поняла, что люди не хотят ходить на мои мероприятия: там шумно, нельзя поговорить, все пьяные. Мы просто сходили с ума, когда на нашей вечеринке на «Арме» собралось 200 человек, а по соседству на лекции было 250. Тогда стало очевидно, что всё начало уходить в сторону чего-то интеллектуального.
Устинов: Раньше мы делали вечеринки, привозили на них гостей из того же Лондона, и все они в один голос говорили: «Блин, у вас здесь такое творится, у вас реально веселее, у нас такого давно нет! Цените, пока это есть, потому что у нас уже невероятная скука». Теперь здесь тоже скука, а раньше была какая-то уникальная энергетика постгламурная. Я могу ошибаться, но даже в самом модном клубе в Сен-Тропе люди не отрываются так, как отрывались здесь. Там все тихо пьют своё просекко и нет этого биения.
Бояков: Мы забываем о том, что в 90-х и в начале нулевых не было социальных сетей. Мы все констатируем уход энергии. Ну конечно, она ушла в соцсети. Представьте, сколько сексуальной энергии сейчас остаётся в сети!
Устинов: Точно! Когда появился Facebook? Четыре года назад? Когда мы начинали делать вечеринки, его ещё не было.
Садреев: У меня складывается ощущение, что большая часть стола вспоминает ушедшую эпоху с ностальгией.
«Самая важная профессия Москвы конца нулевых — это стилист. Политический, литературный, музыкальный, культурный. Профанация — это свойство эпохи»
Фомин: Вы знаете, клуб «Дягилев» был вершиной этого безумного праздника. Можно как угодно относиться к тёлкам и «Дом Периньону», но вы не представляете, какая безумная энергия была разлита в воздухе. Не нужен был никакой кокаин и никакие наркотики. Это был потрясающий культурологический феномен, которым я восхищаюсь.
Бояков: Аушвиц тоже потрясающий феномен. И со стилем там всё было очень классно и продуманно. Но мне кажется, ты сейчас ошибаешься, потому что энергия «Дягилева» — это как раз чистый кокаин.
Устинов: А мне кажется, это сочетание энергии этого времени и личности. Без времени, которое было тогда, такое же количество наркотиков приводит к ужасному декадансу, как сейчас. Сейчас их не меньше, но они не работают.
Пирумова: Смешно, мы говорим про гламур и столики за 15 тысяч евро как про нечто старое, а недавно ресторан «Арт-академия» на «Красном Октябре» провёл концерт Богдана Титомира со столиками за 50 000 рублей депозита. Ну что это такое?
Устинов: Ну «Арт-академия» — это профанаторы. У меня вообще есть теория, что самая важная профессия Москвы конца нулевых — это стилист. Не в смысле одежды, а в смысле принципа. Политический стилист, литературный, музыкальный, культурный. Это те люди, которые приукрашивают действительность, не меняя её сути. То есть, грубо говоря, дезориентируют людей, большинство из которых не очень понимают, что происходит. Это свойство эпохи, профанация.
Садреев: Мария, а сейчас не лучшее время для музыкальных фестивалей?
Пирумова: Мне кажется, лучшего никогда не было. У нас нет фестивальной культуры как таковой. Но, с другой стороны, это развивается. Фестиваль — это же не тусовка, это во многом образование. Ты можешь слушать не только музыку, но и смотреть кино, ходить на лекции. Это как раз тот формат, который в тренде.
Садреев: Итак, мы выяснили, что новые развлечения — театр, пинг-понг, фестивали, концерты. Что ещё?
Бояков: Во всем этом есть момент выхода за пределы чистого досуга, это не просто развлечения. Мы идём вверх по пирамиде потребностей, от физических к интеллектуальным.
Мазуренко: А что там по пирамиде дальше идёт?
Устинов: Если говорить про пирамиду Маслоу, то он сказал, что есть два типа потребностей: насыщаемые и ненасыщаемые. Вначале еда, секс, дом, потом власть, потом обучение, самовыражение, а потом какая-то великая связь с богом. Сейчас мы, в принципе, живем в сытой стране. Нам в Москве жаловаться не на что. И вся диалектика путинского строя в том, что нам говорят: «Сидите спокойно, вам что, плохо?»
Бояков: Да, мы вкусно кушаем, но я чувствую огромную нереализованность, огромную фрустрацию, я уверен в том, что огромному количеству людей, которым мы симпатизируем, очень сложно что-то сделать.
Устинов: Согласен, у молодёжи чувствуется чудовищная фрустрация, они уже не могут быть довольны, когда на вопрос: «Что делать?» — им отвечают: «Веселиться! Потреблять!»
Бояков: Мне очень понравилось, когда вы сравнили стилиста с какой-то глобальной фигурой, ведь у каждой эпохи были свои герои — драматурги, художники, до недавнего времени — кутюрье. А сегодня кто?
Фомин: А сегодня это работник интернет-компании. Вот где энергия!
Мазуренко: То есть начинаются 12 лет застоя, они же постгламурная эпоха, где новые рок-звёзды — айтишники, стартаперы и проджект-менеджеры. А что, нормально.
Садреев: Ну наконец-то, а то все говорили, что энергии нет.
«Если Москва начнёт выбираться из той задницы, в которой она сейчас, то в самом авангарде этого процесса должны быть фестивали. Институции изменить очень сложно, там швах полный»
Бояков: Да, конечно, энергия есть. Просто сейчас наступает момент какого-то активного поиска, ещё не сформирован тренд, и мы его нащупываем.
Устинов: Энергия всегда есть. Просто есть вещи, которые её блокируют. Сейчас у нас проблемы, потому что на входе и на выходе из города невероятный тромб стоит. Буквально. Сюда очень сложно приехать и отсюда невозможно уехать. В любом культурном городе второй вопрос после «Как тебя зовут?» — «Откуда ты?» Американские и европейские студенты на все каникулы куда-нибудь уезжают и год после университета путешествуют по Европе. А сюда очень сложно получить визу, иностранных студентов здесь нет. Сейчас норма приехать в Москву из Уфы, потому что там совершенно нечего делать, — и всё, тебе некуда дальше идти. Я был бы рад в рамках страны куда-то поехать, было бы куда.
Бояков: Я точно знаю, что если Москва начнёт выбираться из той задницы, в которой она сейчас, то в самом авангарде этого процесса должны быть фестивали. Институции изменить очень сложно, там швах полный. Средний возраст худрука московского театра — 70 лет. Но ведь на фестивали можно приглашать лучших людей со всего мира, они начинают здесь что-то мутить, и это превращается в контекст. Вот в этом супе и возникает что-то своё. Я бы на месте Сергея Капкова начинал именно с этого.
Садреев: Ну и напоследок: если через пару лет Андрей Фомин решит сделать новую премию, вместо Night Life Awards, — что это будет?
Фомин: Я думаю, Moscow Lifestyle Awards: кто круче всего проводит время в Москве.
Устинов: Это, кстати, очень круто! Айтишники бьются с фиксерами и сноубордистами. И все либо в салонах, либо на фестивалях и в театре, либо на балу, либо в пинг-понг играют. И всё.
РАЗГОВОРЫ НА УЖИНЕ:
|
|
|
|
|
|
