«Выживи, зайка» Девушка оставила послания на стене в Мариуполе. Их нашел строитель в оккупации спустя год. Смотрите

1. Если дальше записей нет, мы выбрались

Стены цокольного этажа Приазовского государственного технического университета в Мариуполе изрисованы маркером: здесь цветы и котики, стихи и просто заметки. Разные числа, но все — март 2022 года. Люди, которые прятались здесь от обстрелов, пытались оставить какую-то память о себе — не зная наверняка, увидит ли кто-то их записки.

«Привет, я Эля, мне 9,5 лет. Я прячусь от войны, я живу на Левом берегу. Сегодня уйду отсюда. Я рада, что ты видишь этот текст. Выживи, зайка», «Дина, 16 лет, Марик, Левый берег, Ленинградский. Надеемся на то, что выживем», «Те люди, которые тут жили: отдельное вам спасибо за помощь и воспоминания!», «Меня зовут Ростик, мне 11 лет, сейчас идет война, ну ничего)». Несколько надписей принадлежат Наталье — в феврале 2022 года она училась в 11-м классе, готовилась к поступлению в медицинский университет здесь же, в Мариуполе: «Привет, я Ната, сегодня 19 марта 2022 года. 24 день войны. Эта история закончится, оставив за собой только воспоминания, страх и кровь. Все наладится, если что, моя инста … — вот и посмотрите, осталась ли я в живых».

«Привет, это опять я, Ната, тут возле этого угла мы располагались, спали на стульях, варили еду на костре. Сегодня 19 марта 2022 года, мы планируем завтра уже уехать наконец-то. Света, воды и прочих удобств тут нет. В общем, в подвале мы сидим около 24 дней. Везде нас преследуют снаряды, ракеты. ПГТУ обстреливали больше 6 раз прямыми попаданиями. Мариуполь — город-руина, город-призрак. Очень интересно, чем это закончится, останется ли Украина. Надоело просыпаться от взрыва и свиста над головой. Стекол нигде нет, на улице дикий холод.

Мне 17, я планировала поступать в медуниверситет, было много планов и целей у каждого человека, сидящего тут. Но, к сожалению, мы никому тут не нужны. Эвакуировать официально нас никто даже и не собирался, все своим ходом, на свой страх и риск. Тут, конечно, дико скучно, но я познакомилась с Диной. Хочется только одного — мира! Я очень надеюсь, что там, куда мы едем, обретем дом и выстроим жизнь».

23 февраля, за день до войны, власти объявили тренировочную эвакуацию, детей сводили в подвалы, рассказывает Наталья The Village: «Ничего удивительного в этом не было, она проходит каждый год. Никто даже не думал, что на следующее утро мы не выйдем в школу, что нас начнут обстреливать. Жизнь я жила спокойную, очень хорошую, насыщенную».

Даже 24 февраля Ната с мамой и с старшей сестрой надеялись, что все обойдется: «Я живу на конце города, микрорайон Восточный. Оттуда началось наступление. Около 10-11 утра начался обстрел именно моего района. Удивительно, что в этот раз стреляли по тем же точкам, что и в 2015 году (В январе 2015 года из реактивных систем залпового огня был обстрелян микрорайон Восточный в Мариуполе, погиб 31 человек, более 100 ранено. — The Village). Мы думали, что будет, как в 2015 году — один день и все закончится. Собрали вещи, все самое необходимое. Я взяла только джинсы, худи, шапку, куртку. Эти вещи до сих пор со мной, навевают жесткие воспоминания, поэтому я их ни разу не надела со времен войны.

Ночь с 24 по 25 февраля мы провели дома под стенкой в коридоре, обложились одеялами, матрасами. Невозможно было выйти даже минут на 15, потому что было очень громко — не знаешь, упадет к тебе во двор или нет. Следующим утром было более-менее тихо, мы решили собираться и идти к дяде, он жил в этом же районе, но подальше, может быть, километрах в трех-четырех. Я думала, до него не дойдет. И вот, у дяди я иду на кухню делать себе чай, вижу вспышку, падаю на пол. Прилетело как раз таки во двор. И тогда я поняла, что это не ограничится моим районом», — вспоминает девушка.

Тогда они снова собрали сумки — Наталья периодически жила у дяди, здесь было много ее вещей — и ушли в убежище. Сначала в Дом культуры, расположенный неподалеку, а через 15 дней их перевезли оттуда в университет. Должны были в драмтеатр, но там не хватило мест: «Если бы нас поселили в драмтеатр, не думаю, что я бы с вами общалась». Драмтеатр был разрушен 16 марта в результате российского авиаудара. Городской совет Мариуполя заявил о 300 погибших, силовики ДНР признали только 14 тел. После захвата города драмтеатр снесли, теперь объективное расследование физически невозможно.

Университет находится в центре Мариуполя. Первые дни взрывов не было слышно. Наталья ходила по этажам и искала нужные вещи. Забрала чью-то пуховую жилетку, маркер и блокнот. Раньше у нее была привычка вести что-то вроде дневника в заметках на телефоне. Но нужно было экономить заряд, поэтому Наталья начала писать в блокноте. А потом он потерялся, и девушка стала оставлять заметки прямо на стенах.

Они жили в коридоре на цокольном этаже. Кроватей не хватало, еда быстро закончилась. Изначально в ПГТУ был небольшой склад продуктов: макароны, горошек, тушенка, кукуруза: «Моя любимая еда на тот момент и то, что я сейчас вообще не могу есть, — суп. Вода, макароны, иногда морковка, горошек или кукуруза. На тот момент это казалось таким вкусным!» — говорит девушка.

С Натальей был кот Чита. Вообще-то, это женское имя, но, когда девушка подобрала Читу в поле, она полгода думала, что это кошка. За водой приходилось бегать в городской сад, где можно набрать из родника. Из-за обстрелов выйти можно было не всегда. Иногда Наталья не пила, чтобы оставить коту. Когда готовили, отдавала ему полпорции.

«Мы брали парты, соединяли и на них спали, потом нам привезли матрасы из детских садиков. Но хочу сказать, что это вообще не помогало, потому что парты мегатвердые, я потом месяца два не могла нормально спать на боках: они очень сильно болели, отлежала. В ПГТУ нас не кормили, потому что гуманитарку уже не пропускали. Люди ходили по магазинам и брали все что хотели. Я тогда почти не ела — и от того, что нечего было, и от того, что стресс и кусок в горло не лезет», — рассказывает она.

Один раз во время вылазки в магазин она чуть не погибла: пуля пробила пуховую жилетку, ту самую, которую она подобрала в аудитории. Жилетка была объемная и на пару размеров больше, чем нужно. Наталья считает, что любовь к оверсайзу спасла ей жизнь: «Я бежала прямо — это была моя ошибка. Никогда нельзя бежать по прямой улице прямо, нужно зигзагами. В меня стрельнули, пуля задела эту жилетку и немножко ее распотрошила. Пролетела мимо меня, но сантиметров 5-7 вправо — и все. Это была бы…, — она задумывается, — печень, скорее всего».

В подвале она пробыла до 21 марта. Накануне в убежище пришел украинский военный и сказал: «На рассвете собирайтесь и уходите, тут будет ближний бой, и ПГТУ просто не станет». В шесть утра Наталья с семьей пошли к выходу из города — это около 7 километров. В руках сумки, на плече — кот Чита. В пятке — осколок стекла, попал еще в первый день войны. Неглубоко, но вытащить его сама девушка не смогла, прикасаться было слишком больно.

На выходе из Мариуполя уже стояли российские военные, проверяли паспорта. У меня написано по-украински «Михайлівна», и солдат сказал: «Теперь только „Михайловна“ и „Слава России“. — Ну да, думай так дальше. Как я могу сказать такое про страну, которая убила моих друзей?

2. Жене и маме сначала соврал

Первый раз в оккупированный Мариуполь Алексей приехал в конце августа: «Там родная земля, родной воздух, люди родные». Он монтажник вентиляции и кондиционеров, всю жизнь работал вахтовым методом. По телевизору видел, как восстанавливают город, и подумал: «А что бы мне не поехать?» Пришел в агентство в Салавате, там сказали: «Конечно, устроим вас, у нас там люди работают, все спокойно, можно ехать».

Алексей — странный человек. Родом из украинского Николаева, женился на россиянке из Башкортостана, привез ее к себе на родину, ближе к теплу и морю. Там, в Николаеве, родилась их дочь. Но в 2014 году Алексей вместе с семьей переехал на родину жены, в Салават. В Николаеве у него осталась бабушка, мама — в Киеве. Причины своего переезда Алексей объясняет так:

«Я за Януковича голосовал, а моего президента незаконно убрали! Я был против и до сих пор против. Началась революция, у меня жена, ребенок маленький. Думаю, что я буду сидеть, ждать, пока взорвут или убьют? (Здесь и далее мы оставили речь Алексея без изменений, включая неполиткорректные речевые обороты и пропагандистские тезисы. Они никак не отражают позицию редакции. — Прим. ред.). Мы уехали, но я приезжал на Украину каждое лето, дочку привозил на отдых. Мои мама и бабушка остались на Украине. В 2014-15 годах они хотели, чтобы Николаев стал Россией, ждали этого. А сейчас мама поменяла свою точку зрения и стала против Путина. Говорит: „Раз нас бомбить начала Россия — зачем нам это надо?“ Мама сейчас живет в Киеве, а бабушка — в Николаеве. Недавно было попадание метров 300-400 от ее дома, соседняя пятиэтажка сложилась. Но бабушка все равно за Путина, ссорится из-за этого с мамой, смотрит новости российские, переживает. А мама рада, что Херсон вернули, ликует, хотя пишет, что у нее в Киеве света и воды нет».

В Мариуполь заезжали ночью со стороны Волновахи, это был полностью темный город, 80-90 % домов тогда были без электричества: «Потом утром, когда стала видна вся эта разруха, я смотрел и не верил, что такое могло произойти, что это правда у меня перед глазами. Я из мирной жизни в войну приехал, в разрушенный сгоревший город. Автобус везет нас с работы вечером — видим, костры горят во дворах, люди готовят ужин. Едем утром — готовят завтрак. Кресты стоят во дворах: просто обычный двор, и две-три могилки», — описывает он.

Жене и маме (она живет в Киеве) сначала соврал, что поехал в Ростовскую область, чтобы они не переживали, но потом его вывели на чистую воду: «Я ж не умею обманывать». Друзья из Украины стали спрашивать: «А потом в Николаев приедешь, в Одессу, автомат возьмешь?» «Они винят простого россиянина, будто он виноват, что это случилось. Отношение такое: „Ты Путина поддерживаешь — ну и все, ты враг“. А я говорю: „Ну если разрушат Одессу и Николаев — поеду восстанавливать“. А что мне делать, мои же города», — объясняет Алексей.

Алексей с другими строителями жил в хостеле на окраине города. Условия, как на любой другой вахте: двухэтажные кровати, душ и туалет на этаже, столовая, турник на улице. Вот только рядом все время были люди в военной форме, а в 21:00 хостел закрывали «в целях безопасности». В сентябре в строительном городке жило 200-250 человек. Мастеров размещали отдельно в гостинице, кого-то — в санаториях на берегу моря.

Выходных не было, но Алексей говорит, что для него это не страшно: «Обещали 90 тысяч в месяц, а из-за того, что не было выходных, вышло 120. Было все быстро, шумно, я не успел прочитать договор. Кто успел, говорят, должен был быть один выходной. Но у меня и зарплата выше получилась». О том, что компания «Р-Строй» не выдавала на руки сотрудникам договоры, The Village рассказал, помимо Алексея, еще один сотрудник.

«Один раз работали в Волновахе. На окраину пара снарядов прилетело, нам сказали: „Граждане России, уезжаем срочно“, — рассказывает Алексей. Не сидеть же в общежитии, нас отправили работать в школу в Мариуполе, к ребятам из нашей же фирмы: демонтировали штукатурку, долбили пол. Ребята мне рассказывали, что директор школы им сказала: „Зачем вы сюда пришли? До вас жили хорошо, а вы устроили такое“. В школе пробита крыша, был маленький пожар, стекол не было. Я бы сказал, во всем городе стекол нет. Там самые востребованные специальности — кровельщики и оконщики», — рассказывает Алексей.

В Мариуполе он работал три дня. Вокруг школы, которую он ремонтировал, стояли сгоревшие 9-этажные остовы: «Черные окна, вечером ни огонька, ни одной живой души». Движение на улицах появилось, по словам Алексея, когда был референдум о присоединении к России — в школе сделали избирательный участок: «В Мариуполе вечером на улицах обычно вообще никого, а днем дети катаются на велосипеде, ходят мамы с колясками, стоят очереди в магазин, на почту. Начали понемногу оживать города. С местными у нас нормальные были отношения. Но уставший вид у людей, отпечаток какой-то замученности. Одно и то же выражение у женщин и у мужчин — будто предали их».

Вскоре после того как Алексей первый раз приехал в Мариуполь, началась мобилизация. У строителей собрали данные военных билетов — «чтобы нам не слали повестки». Но Алексей говорит, что мобилизации «не боится», а дальше его логику понять почти невозможно: «Если призовут, я не пойду. Как меня отправят против украинцев воевать? Я лучше в тюрьму сяду. Ни с россиянами, ни с украинцами воевать не буду; с немцам, может, еще бы повоевал. Это не моя война».

«Но я поддерживаю то, что происходит, хоть и не хотел бы этого, — продолжает Алексей. — Просто Путину не оставили выбора. (Здесь и далее Алексей снова повторяет тезисы пропаганды. Они никак не отражают позицию редакции. — Прим. ред.) Никто не слушает нашу страну, не хочет разговаривать. А теперь Путин никого не будет слушать. Он 8 лет ждал, давал шанс, хотел договориться. В общем, я полностью на стороне России», — говорит он.

3.

4.

Отдохнув в отпуск, с декабря 2022 года Алексей снова вернулся в Мариуполь. Ему нравится, что теплая зима, но зарплата такая же, как и на холодных северных вахтах. В феврале Алексей делал ремонт в том самом университете — и наткнулся на записки, которые оставили украинцы во время боевых действий. Среди них послания Наты: «Эти послания написала девушка, пережившая войну в стенах университета. Трогают эти особенно» — с таким сообщением он отправил снимки The Village. Здание выстояло — теперь он обновляет там отделку.

До этого Алексей менял системы отопления в жилых домах. Для этого нужно заменить радиатор в каждой квартире, поэтому он много общается с мариупольцами — вернее, с пятой частью горожан, ведь все остальные бежали из города или погибли: «В одном подъезде живут четверо, в другом — один человек, в третьем — вообще никого, в следующем — мать с сыном, у них все ключи от всех квартир. А некоторые квартиры без дверей — вырвало взрывом. Жилье держит людей, они не боятся ни холода, ни голода. Присматривают за другими квартирами. А как только морозы спадут, в апреле, большинство сюда вернутся и будут жить. Кто-то вообще не хочет говорить или холодно отвечает, но большинство с хорошим настроением. Все-таки им окна вставили, какой-то ремонтик сделали, двери поменяли, батареи. Работа для них появилась. У местных спрашивал рабочих — 55-60 тысяч зарплата, это очень хорошо по мариупольским меркам. Идут к нам, понимают, что нормальной работы не найдешь. Я бы тоже, если бы жил в Мариуполе, пошел бы восстанавливать свой город».

Алексей говорит, что строителей стало значительно больше, и теперь это не только россияне: «В вагон-городке уже около тысячи человек живут: из Казахстана, Белоруссии, Узбекистана, Киргизии, но большинство русские. Женщин-рабочих много». Уровень опасности в Мариуполе Алексей оценивает как средний. Здесь нужно ходить только по проторенным дорожкам, чтобы не подорваться, держаться дальше от домов: есть опасность, что что-то свалится, или ветром сдует старый лист или шифер с крыши. Алексей признает, что часть строителей сразу уезжает через 2-3 дня: «Психологически тяжело им».

«На моей памяти не было конфликтов между местными и нами. У кровельщика, парня молодого, спросил: „У тебя ж паспорт украинский, чего не меняешь?“ — „Я пока не хочу“. Может, боится, вдруг Украина вернется назад, а у него будет паспорт российский. Большинство не хотят, они вспоминают, что здесь нацбаты делали. Конечно, ДНР и ЛНР тоже иногда нехорошо себя вели, но, говорят, лучше они, чем украинские батальоны», — Алексей искренне верит в эту пропаганду, хотя Мариуполь всегда был преимущественно русскоговорящим городом, да и вечный огонь — один из главных сакральных символов для нынешнего Кремля — никто не тушил.

Что вторжение России сделало с Мариуполем — и что об этом можно прочитать на русском языке

Официальных данных о числе погибших мирных жителей города нет. В конце мая, когда Мариуполь захватили российские военные, украинские власти города заявили, что за время осады погибли не менее 25 тысяч человек. Респонденты Associated Press, ссылаясь на работников, документирующих сбор тел с улиц для российских властей, говорят, что число погибших может быть в три раза больше. Российские власти своих оценок не давали. До войны в городе жили около 500 тысяч человек.

Как в Мариуполе хоронили своих близких и соседей прямо во дворах многоэтажек, рассказала «Медуза» (власти РФ считают нежелательной организацией), выбрав и собрав не только биографии пяти людей, похороненных в уличных могилах в разных частях уничтоженного города, но и разыскав тех, кто хоронил своими руками. Найти текст в гугле можно по запросу «мариуполь могилы медуза», заголовок статьи начинается с цитаты.

С первых дней войны в бомбоубежищах под металлургическим комбинатом «Азовсталь» прятались сотни мирных жителей. Когда российские войска почти целиком захватили Мариуполь, завод оставался последним бастионом, где бойцы ВСУ и полка «Азов» держали оборону, — и одновременно главной целью российского оружия. «Холод» рассказывает истории жителей Мариуполя, которые были заблокированы в подземных бункерах «Азовстали» и пережили два месяца бомбежек.

Авиабомбу скинули на драмтеатр Мариуполя 16 марта 2022 года. Сколько жертв и сколько людей укрывалось в здании, точно неизвестно до сих пор: власти города заявляли, что в театре погибли почти 300 мирных жителей, агентство AP — что до 600, Amnesty International подтвердили 12 человек, но с пометкой, что жертв «вероятно, гораздо больше». После захвата города драмтеатр снесли, теперь объективное расследование физически невозможно. Но об этом периоде уничтожения весной 2022 года лучше всего рассказывает фильм фотографа Мстислава Чернова.

5.

Пока Мариуполь будет оккупирован, Ната не видит возможности туда вернуться, хотя ее дом уцелел: «Мой двор — это квадрат из девятиэтажек. И именно эти наши девятиэтажки, будто Богом обнесены — я так последнее время эту фразу полюбила, — потому что вокруг все разбомбленное, а этот двор стоит более-менее целый. Есть попадания, стекла выбиты, но целый. Сейчас в нашей квартире живет мой дядя», — говорит Ната.

Ее мама и сестра хотят вернуться в Мариуполь в ближайшее время. Они живут в общежитии, получают гуманитарную помощь, но так и не смогли освоиться в чужой стране: «Маме почти 60 лет, ей тяжело в чужой стране с чужим языком, где нет ничего своего. Она хочет возвращаться домой и там что-то налаживать. Она надеется, что Мариуполь будет снова Украиной, но это палка о двух концах: вот она приедет домой, и будут опять боевые действия, не дай Бог. Как она там будет без меня?»