Как устроен любой городской конфликт в Москве 2020-х: Объясняем на примере Троицка Мундеп Лена Верещагина — о вырубке Троицкого леса
Любой городской конфликт в Москве развивается за три шага.
Шаг 0. Когда о происходящем известно только властям и горстке особо небезразличных, готовых копаться в бумажках постановлений (все эти аббревиатуры: ГЗК, ППТ, ПЗЗ, ГПЗУ), ходить по судам и пытаться что-то предпринять. Пока еще ничего не сделано, но решение уже принято.
Шаг 1. Происходит первое действие. Например, «Яму» огораживают забором или строительная техника заходит на площадку. Это многим открывает глаза: проблема перестает быть интересной лишь узкой группе людей. В ком-то просыпается гражданственность: «Сколько можно?»
Так начинается противостояние. Реновация во всем городе или в одном сквере, быстрая и малозаметная, или громкая, или растянутая на годы. В зависимости от зрелости протеста предпринимается все, чтобы отстоять любимый сквер, лес, дом (нужное подчеркнуть): от подписей, обращений в инстанции и публичных акций до коллективных молитв, писем Марии Шукшиной и Ольге Бузовой.
Мы живем в настоящем политическом детском саду. Многие состоявшиеся люди, которые занимают ответственные должности, руководят бизнесом, зарабатывают миллионы, когда дело доходит до городского конфликта, вдруг превращаются в совершенно наивных горожан. Они уверены: сейчас мэр во всем разберется, несправедливость прекратится. «Я буду писать Собянину» или «если не подействует, то мы будем вынуждены обратиться к Путину». Странное политическое наследие позднего Советского Союза, в котором, конечно, много чего было нельзя, но право пожаловаться в Горком или в газету по поводу какой-то бытовой несправедливости было незыблемым и даже поощряемым. В постсоветской России такое больше не прокатывает, но привычка осталась.
«Если не хотите или не можете помочь, то зачем вы в депутатах, насколько я понимаю, вы связующее звено между народом и властью, и, как ни странно может сейчас это звучит, власть неотделима от людей, и для людей, а не чтобы с ней боролись», — пишет мне человек с ником Ромашка. Час назад она наверняка еще не знала о моем существовании и существовании депутатов в принципе.
Шаг 2. Счет не в пользу активистов. Чаще всего, как это было с реновацией, объединением больниц, кинотеатром «Соловей» и еще десятком случаев, решению дают ход, несмотря на протесты. За последнее десятилетие в Москве получилось отменить планы по реконструкции Ленинского проспекта, отстоять дом Булошникова на Никитской и отменить пару точечных застроек.
Так же, шаг в шаг, развивается история с Троицким лесом. Лес и наука — две вещи, на которых держится этот странный город — город в городе и город-наукоград.
Лес составляет добрую пятую часть Троицка. По нему любят ходить на работу, совершать вечерние пробежки, заниматься с нордическими палками, гулять с колясками. В пандемию только наличие леса в двух шагах от дома помогло не поехать кукушкой. Здесь соблюдали социальную дистанцию сотни троичан, и у них получалось. Практически нетронутый кусок природы с сетью тропинок, полянками, белками, лыжней и другими бенефитами. Ценность таких вещей измеряется не только интенсивностью использования, но и просто самим фактом существования.
В Новой Москве — студия 19 квадратных метров под 17 % ипотечного кредита на 35 лет с вечным поиском парковки по вечерам в окружении полей борщевика — субурбия, которую мы заслужили
Так случилось, что маленький Троицк оказался зажат другими поселениями Новой Москвы — теми, где строятся человейники и куда приезжают в ожидании лучшей жизни, дешевой ипотеки и станции метро через энное количество лет. Вместе с присоединением к Москве городу, где живут 60 тысяч человек, стало не хватать школ. Сначала немного, потом до такой степени, что под классы стали переоборудовать чуть ли не раздевалки — актовые залы точно.
Чиновники придумали решение — сделать новую большую школу, почему-то на месте леса. Объяснение: других мест нет. Процесс оформления документов растянулся на четыре года, а в первые дни 2022-го началась настоящая дичь.
Площадку для стройки — всего 7 % от лесного массива, но это семь самых излюбленных и популярных у троичан процентов — огородили, под охраной Росгвардии на нее зашла техника, лесорубы начали валить деревья.
Одно дело — показывать на бумагах цифру 4 тысячи (столько деревьев должны вырубить под школу), и совсем другое — видеть, как падают огромные сосны. За несколько дней Троицкий лес обрел больше активных сторонников, чем за все предыдущие годы. Люди начали писать письма — от администрации президента до Юрия Дудя, снимать ролики и устраивать акции в надежде на реакцию. Аргумент один, и его сложно не понять: «Мы за школу, но в другом месте».
Школа или лес — надуманная развилка. Просто потому что так проще. И это — результат хаотичного и жадного освоения Новой Москвы — гигантской девелоперской химеры, которой в этом году исполняется десять лет.
Новая Москва осваивается без всякой стратегии, а точнее, с одной понятной стратегией: тянем метро и строим новостройки. В итоге — мешанина городов, коттеджных поселков, деревень, разбросанных высоток. Школы и детские сады? Как-нибудь потом разберутся. Villa suburbana родилась в Античности и возродилась в Ренессансе, предстала как дом для среднего класса в Европе и США — семейная идиллия, единение с природой, бегство из городских джунглей. В Новой Москве — студия 19 квадратных метров под 17 % ипотечного кредита на 35 лет с вечным поиском парковки по вечерам в окружении полей борщевика — субурбия, которую мы заслужили.
Плюс необъяснимая страсть властей ко всему самому большому. Несколько лет назад в Новой Москве захотели построить «самый большой в Европе мусорный полигон», дальше настал черед «самого большого кладбища „Белые березки“». Школа в Троицке тоже должна получиться самой большой — на момент проектирования подобная, на 2 100 мест, была только в одном месте в России — в Некрасовке.
А что Сергей Семенович, к которому обращается каждый второй защитник леса? Пока что сидит в Вознесенском переулке. И только окошко приема корреспонденции мэрии еженедельно сжирает тысячи подписей: «помогите», «откликнитесь», «разберитесь». Когда я привожу очередную тысячу обращений троичан, милая женщина из мэрии со мной здоровается — запомнила. По иронии в ее кабинете висят три Собянина. Все обращения попадают в конвейер департаментов, там и теряются. Что должно случиться, чтобы в вопрос вник мэр города, неизвестно.
В урбанистике есть такая концепция — право на город. Это когда люди хотят влиять на то, что происходит там, где они живут. Право на город летит ко всем чертям, если вы живете в мегаполисе, где есть всего две опции гражданского участия: одобряемая — голосование за название станции метро на портале «Активный гражданин» и несанкционированная, и тогда вам могут сломать руку прямо на свежепостеленной плитке Тверской улицы.
В январе в Троицке около 200 человек вышло на «Марш снеговиков» — на опушке леса появились десятки снеговиков с цитатами чиновников: «Весь лес будет сохранен. Жидкин В. Ф» (так зовут руководителя специально созданного для Новой Москвы департамента развития новых территорий). На следующий день выступил сам чиновник, сказав, что «школa на 2,1 тысячи мест в Троицке находится вне границ особо охраняемых зеленых территорий».
Формально он не врет: леса в Новой Москве с расширением столицы попали в беззащитное положение. Вывести кусок леса и построить на нем что угодно оказалось сравнительно просто. Кстати, школа — не последнее, под что планируют вырубить Троицкий лес. В планах — детский сад, две четырехполосные дороги, спортивный центр, поликлиника.
«Удивляйтесь, когда вас унижают» — обложка журнала «Большой город» 2011 года. Я бы сказала по-другому: если вы живете в Москве в 2022-м и вас унижают — не сильно удивляйтесь. Будьте к этому готовы
Спустя неделю сотни рассерженных горожан начинают понимать, что реакции нет и Путин с Собяниным вряд ли помогут. Политический детский сад празднует выпускной. Люди рассержены и хотят ответов на свои вопросы. Как минимум приостановить вырубку леса до проверки документов, в которых, впрочем, лес фигурирует как «открытые участки с порослью рудеральных трав».
Вместе с этим передовицы московских и троицких городских газет пестрят заголовками: «Строим вместе: троичане контролируют строительство новой школы», «Предусмотрены комплекс мероприятий по максимальной защите существующих зеленых насаждений и компенсационные посадки деревьев», «Новая школа будет украшением Троицка». Чиновники традиционно старательно делают вид, что живут в параллельной реальности.
Акции следующей недели января — надпись «SOS» из фонариков, которую видно с высоты, а потом и слово «экоцид». Петицию за отставку мэра Троицка подписывают больше 6 тысяч — это ни на что не влияет, но показывает накал: почти столько же, 7 тысяч, проголосовало за него на последних выборах. Правда, сейчас у троичан нет возможности выбирать градоначальника — прямые выборы отменили в 2015-м.
Единственный способ приостановить вырубку хотя бы ненадолго — находиться в лесу. Ежедневно там дежурят несколько десятков человек. В основном женщины. Им заказывают пиццу, приносят валенки и грелки. Возможно, дело дойдет до палаточного лагеря. Все действия координируются в чате, где состоит уже больше тысячи человек.
Можно ли испытывать что-то, кроме восхищения, к людям, которые выходят в сугробы, чтобы отстоять то общее, что им дорого? Оказывается, можно. Можно сказать, что они а) провокаторы, б) маргиналы, в) сумасшедшие, которые не хотят, чтобы дети учились в хороших условиях.
«Я вам такого удовольствия не доставлю, я здесь сижу, чтобы решать серьезные вопросы», — говорит глава Троицка по телефону, отказываясь спускаться к людям. Потом здание администрации закрывается на карантин.
Апогеем третьей недели становится обсуждение скриншотов чатов ЧОП — там набирают 50 крепких бойцов, чтобы охранять стройку от местных жителей: «Рост от 180, крепкого телосложения, форма одежды теплая, категорически запрещено камуфляж и оружие».
Происходящее в Троицкому лесу напоминает что-то из 90-х. Неизвестные люди в масках толкают активистов в снег, каждый день происходят короткие стычки, людей увозят на скорой, полиция стоит в стороне и бездействует.
Так решает вопросы мегаполис, который гордится своими МФЦ, электробусами и прочими технократическими сервисами. Получается, единственный вариант предлагать что-то в интеллигентном академгородке — лежать лицом в снег от удара титушек на месте вырубки леса.
Если от этого видео с белкой, которая потеряла домик, у вас не сжалось сердце, возможно, его нет. «Удивляйтесь, когда вас унижают» — обложка журнала «Большой город» 2011 года. Я бы сказала по-другому: если вы живете в Москве в 2022-м и вас унижают — не сильно удивляйтесь. Будьте к этому готовы.
И не важно, что это будет — Троицкий лес или модернистский кинотеатр, хорда на северо-западе или юго-востоке, маршрут троллейбуса или снос дома, в котором вы позавчера купили квартиру.
Парадоксальным образом это не значит, что не имеет смысла бороться. В конечном счете историю составляют прецеденты. Да, Химкинский лес вырублен, но Битцевский и Троицкий пока еще стоят. В России надо жить долго.
Обложка: Анатолий Жданов/Коммерсантъ