Красная зараза: Новые кооператоры против капитализма 25 лет назад пассионарные граждане СССР открывали кооперативы. Многие преуспели, некоторые стали миллиардерами. Новую волну предпринимателей привлекает то, от чего бежали отцы, — уравниловка. Почему?

«Я давно в левом движении — училась в Коста-Рике и держала там вегетарианское кафе. Жила среди плантаций». Катя Антоневич заливает кипяток в кемекс. За три часа она — романтичное красное платье, русые локоны — продала всего три чашки медленного кофе. Её напарник в кооперативе «Чёрный» Варя Гурова, филолог, работала бариста в «Кофемании», и они обе мечтали о своей кофейне, где не надо выжимать бизнес-результат.

Девушкам повезло. Они встретили Артёма Темирова и его брата Павла Шуваева, которые придумали концепцию кооператива, ютящегося в книжном магазине «Циолковский». Задуматься о справедливом распределении благ братьев заставили друзья-художники и любовь к китайской философии, которую они изучали в МГУ и в Пекине. Их идея не блещет новизной: изменить мир, уменьшив влияние корпораций, стимулирующих бесконтрольное потребление и эксплуатирующих бедноту.

«Мы хотели заниматься тем, с чем человек соприкасается каждый день, и через это влиять на восприятие мира, — рассуждает Шуваев. — Кофе оказался идеальным продуктом. Им торгуют на бирже, но рынок остаётся очень непрозрачным. Его пьют каждый день, потребление растёт. При желании ценообразование может быть абсолютно ясным, как у нас». Деталь из биографии будущего социалиста: мечтал о стартапе, искал 15 млн рублей на геолокационный сервис, но идея провалилась.

Когда посетители спрашивают, почему чашка кофе в «Чёрном» стоит 131 рубль и цена не округляется, им демонстрируют расчёт цены. Здесь обозначены не только закупочные цены на кофе и воду, но и маржа кофейни — 70%. В августе «Чёрный» работал в убыток — потерял 150 000 рублей, в сентябре получил прибыль — 27 000 рублей. Не слишком много для пятерых соучредителей: по закону в кооперативе прибыль должна быть разделена между ними. «Хотим открыть полноценную кофейню и со временем довести их количество до трёх-четырёх, больше не нужно», — планирует Темиров.

Цель у кооператоров скромная — создать себе комфортные условия жизни. Работать не больше 20 часов в неделю и получать среднюю московскую зарплату, которой хватало бы на еду, книги, квартиру и путешествия. «Мы занимаемся своим любимым делом, имеем возможность читать, развиваться, заниматься другими проектами», — резюмирует Темиров и заступает на 10-часовую смену. Пока в «Чёрном» работают 60 часов в неделю.

Круговая порука

Опыт «Чёрного» заразителен. Cосед социалистов Иван Смекалин, владелец магазина пластинок Dig, перерегистрирует ИП в кооператив. «Мы фактически и так кооператоры. Всё решаем вместе, работаем одинаковое количество часов».

У Смекалина есть два партнёра. По закону в кооперативе должно быть минимум пять учредителей, поэтому к трём владельцам Dig присоединятся ещё двое — продавцы книг и комиксов, чей стенд разместился рядом с пластинками.

Переход в новую юридическую форму поможет Смекалину сэкономить на страховых взносах: прибыль, которую учредители кооператива делят между собой, закон рассматривает не как зарплату, а как дивиденды. Схема с участием кооперативов позволяет сэкономить от 30% до 100% налоговых и неналоговых выплат.

Учитывая, что страховые выплаты растут несколько лет подряд и для ИП и для ООО, регистрация кооператива кажется неплохой идеей. Но в отличие от учредителей ООО кооператоры лично отвечают перед кредиторами — могут буквально остаться без штанов.

Идея саморегулирующейся организации привлекает бизнесменов не только из-за экономии. Каждый работает на себя, но все делают общее дело. Уровень дохода напрямую зависит от прибыли, поэтому соблазнов прогулять работу или сачкануть не возникает. Кооператор чувствует себя хозяином и внимательнее следит за всеми процессами. Два подавляющих фактора — иерархия и зарплата — отсутствуют.

Может ли уравниловка быть продуктивной? Американский социальный психолог Дуглас МакГрегор доказывает в исследовании «Человеческая сторона предприятия», что может. МакГрегор выдвинул теорию, что для любого человека потребность работать и созидать так же естественна, как отдыхать или играть, а контроль подавляет креативность. МакГрегор считает, что если стимулировать интеллект работника, поощрять ответственность за результат, он принесёт куда больше пользы.

У этой теории имеются противники. Адепты поведенческой экономики настаивают, что индивид руководствуется своей выгодой. Отдавая меньше, желает получать больше. Таким образом, кооперация должна заканчиваться крахом. Будучи не в силах принять единое решение, партнёры ругаются из-за объёма проделанных работ и не желают делить прибыль поровну.

Эти два взгляда не очень-то конфликтуют друг с другом: редкий кооператив стимулирует интеллектуальное творчество, а желание схалявить угнетается верой в равенство и братство или неловкостью перед друзьями. Но у кооперативов другая проблема: их деятельность никто не анализирует. Социологи Карло Боргацо и Джулия Галера отмечают, что учиться кооператорам негде: «Они вынуждены копировать приёмы управления у фирм, принадлежащих инвесторам, и из-за этого не могут использовать свои ключевые преимущества».

Утопические грёзы

Первая в Союзе выставка частных предприятий «Стройэкспо», проходи она сейчас, была бы забита капкейками, свитшотами и косметикой ручной работы. В 1987 году ассортимент выглядел так: джинсы, видеокассеты VHS и футболки с котом Леопольдом, жмущим руку мышонку Джерри. Спрос и предложение преобразились, но не изменился предпринимательский дух: как и первые кооператоры в 1987-м, создатели уличных кафе, брендов одежды и высокотехнологичных стартапов действуют без господдержки и в малоприятном бизнес-климате.

Уже в марте 1988-го правительство спохватилось и ввело налог на личные доходы кооператоров. Работать стало не так выгодно, но уже к концу года в СССР насчитывалось более 77 000 кооперативов, и народу явился первый легальный советский миллионер. После путча возникли более удобные формы собственности, и если посмотреть ЕГРЮЛ за 1995 год, новые производственные кооперативы стали редкостью (исключением позже стали кредитные кооперативы фермеров).

Когда в 2002 году Борис Куприянов и четверо его товарищей регистрировали производственный кооператив, посмотреть на них сбежалась вся налоговая: желающих работать в такой форме тут не видели несколько лет. Соучредитель книжных магазинов «Циолковский» и «Фаланстер» исходил из того, что кооператив — не место для индивидуалистов и желающих разбогатеть.

Кинокритик Алексей Юсев, соучредитель «Фаланстера», пытается отговорить меня от интервью: «У вас сайт про то, как побольше заработать, а нам это неинтересно». Закон вторит кинокритику: цель кооператива определяется как удовлетворение личных потребностей его основателей.

Юсев уверяет, что его личные потребности все 10 лет работы в «Фаланстере» более чем удовлетворены. Он работает в лучшем, по его мнению, книжном Москвы. У него три выходных в неделю и зарплата, которой хватает на жизнь. «Никто из нас не чувствует, что работает на какого-то владельца. У нас нет хозяина, цели заработать как можно больше и штрафов. Мы компенсируем сотрудникам мелкие расходы, включая обед и сигареты, не лимитируя в суммах».

Кооператор утверждает, что дела у магазина идут лучше аналогичных книжных, ориентированных на рост чистой прибыли и входящих в большие сети. Впрочем, выручку «Фаланстера» он не раскрывает: «От такого подхода есть дивиденды и иного плана. Мы всегда стремились быть культуртрегерами, объединять сознательных людей». И правда: Борис Куприянов модернизирует библиотеки, используя опыт «Фаланстера», а его сотрудники комплектуют русские отделы европейской книжной сети Waterstones (принадлежит Александру Мамуту).

Юридически «Фаланстер» перестал быть кооперативом ещё в 2006 году — перед принятием поправок к Закону о кооперации. Прошёл слух, что понятие производственного кооператива исчезнет из законодательства, и «Фаланстер» перерегистрировался в АНО. Вероятно, без постоянных проблем с юридической формой книжный так и остался бы кооперативом — и по сути, и по форме.

«Спустя год активной деятельности от дел отошли более половины участников. Кто-то оказался не готов к долгой деятельности предприятия, чьё создание было овеяно утопическими грезами», — рассказывает Юсев, добавляя, что расстались они друзьями. Так поведенческая экономика победила.

Сельский час

Пока вальяжный Борис Акимов считает кур для завтрашнего обеда и обсуждает цены в ресторане «ЛавкаЛавка», его менее заметный бизнес-партнёр Александр Михайлов объясняет, зачем зарегистрировал кооператив и пригласил туда 20 лучших фермеров-поставщиков.

Михайлов собирается работать по схеме, прописанной в законе о кредитных кооперациях от 2009 года. У «Лавки» 25 000 подписчиков в фейсбуке. Создавая закрытую самоуправляемую организацию, Михайлов мечтает, что её члены будут взаимодействовать и выручать товарищей-пайщиков. Например, если фермеру нужен коровник, члены кооператива скинутся и построят его в обмен на молоко по льготной цене. Хороший врач сможет расплачиваться с фермерами услугами.

Расчёт «Лавки» в том, что объединяя разобщённых фермеров в одно юрлицо, можно решить проблемы с сертификацией продуктов и проверками. Пока каждый фермер выкручивается сам: даёт взятки, договаривается с окрестными производствами, платит за лицензии. Это дорого обходится производителям продуктов и сказывается на их конечной цене.

Ещё одна выгода для фермеров: вместе они могут построить один большой перерабатывающий завод по новейшим стандартам и пользоваться его мощностями. Так поступили, к примеру, сельхозкооперативы в Греции.

Культурные коды

Оборванцы от 7 до 12 лет резвятся среди запустенья. Перемахивают через ржавые ворота, носятся по лестницам огромного заброшенного завода, звенят битыми стёклами. Невидимый диктор сообщает: «Добро пожаловать в город-призрак. Это Аргентина, но такой пейзаж можно увидеть где угодно».

Так начинается документальный фильм «Захват» 2004 года о рабочих завода Forja Auto. Они выгнали с почти погибшего предприятия владельцев и сделали из него успешный самоуправляемый кооператив.

Этот фильм бывший депутат Архангельского горсовета Виктор Воробьёв посмотрел в тюрьме. Он сидел шесть лет за получение взятки. «На меня повесили то, с чем я хотел бороться, но я не обижаюсь. У меня в голове многое прояснилось». Воробьёв приехал в Москву в начале 2013 года и открыл хостел TimeHome на Садовом.

Пятикомнатная квартира, переделанная под гостиницу, уже через полгода работы начала приносить прибыль. Воробьёв очень доволен: значит, можно начинать эксперимент, придуманный на зоне, — строить саморегулируемую организацию и доказывать её эффективность.