Мы проводим выходные в парках или на ярмарках еды, ездим по городу на самокатах и велосипедах, ужинаем, разглядывая бульвары с летних веранд, и уже давно привыкли к тем изменениям, которые в последние годы происходят в Москве. А в это время наши родители в большинстве своём живут как будто в другом мире: они редко бывают в центре города, почти никуда не выбираются и всем городским инициативам предпочитают родной диван и телевизор. Неудивительно, что, когда мы, наконец, приезжаем к маме и папе в гости, нам так тяжело найти общий язык. 

ситуация

И твоя мама тоже: Что делать с родителями в «Фейсбуке»

 

 

Суть эксперимента

Александра Шевелева должна провести маму и папу по тем местам, куда обычно ходит сама, и записать их впечатления. Для папы выбрали парк Горького, для мамы — прогулку по Патриаршим и парикмахерскую Annie Hall.

   

 

 

Мои мама и папа приехали в Москву в семидесятых годах учиться и проработали здесь всю жизнь. Сейчас они живут в Одинцове, а в столицу приезжают только по делам. Папа — домосед, правда, не чуждый авантюризму. Когда я предложила съездить погулять со мной и фотографом Полиной по обновлённому парку Горького, папа сперва насторожился, а потом согласился. (Как выяснилось после съёмки, мама сказала папе так: «Игорь! Иди, иди! Это Саша с нами так контакт устанавливает». — «И что с нами контакт устанавливать? Мы что, марсиане?»)

 

 

 

Папа 

Парк Горького 

Чем ближе мы подходили к парку, тем сильнее я начинала волноваться, как будто бы его благоустройство — моя личная заслуга и вот теперь я позвала папу, чтобы он похвалил меня за то, как здорово у меня здесь всё получилось. Я хотела, чтобы папа увидел деревянную набережную, куда мы с дочкой ходим танцевать линди-хоп, золотые столешницы в кафе «Гаража», где мы, уставшие, едим пиццу, и мягкие жёлтые пуфы на газонах, где мы провели всё прошлое лето. Мне хотелось, чтобы всё было идеально, а тут, как назло, входную арку решили ремонтировать и запрятали за строительными лесами, ларьки с фалафелем ещё не открылись, каток на Центральной аллее не разобрали. В общем, безобразие.

 

 

Чтобы осмотреть весь парк, мы решили взять напрокат велосипеды. И мой папа, который не катался на велосипеде двадцать лет, с осторожностью согласился. Мы нарочно пришли в будний день, чтобы было меньше людей, но даже очередь из трёх человек в велопрокат отняла у нас 25 минут. Сломался сканер для документов, и велосипеды выдавали удивительно медленно. Мне было обидно и очень неудобно перед папой: я думала, что покажу, как теперь легко и просто взять велосипед, совсем как в Париже, а тут — как всегда. Когда мы, наконец, получили чек, тётенька в кассе ушла на технический перерыв. Пока я с любопытством смотрела по сторонам, выискивая, кому бы откусить голову, папа подшучивал над моей несдержанностью. Мне стало стыдно и ужасно неудобно перед папой, перед работниками велопроката, перед фотографом Полиной, перед Максимом Горьким, наконец.

Папа придирчиво выбирал велосипед так, чтобы его портфель поместился в корзину. Наконец, сев на велосипеды, мы неспешно проехали по набережной до конца парка, вернулись, обогнув пруды, и доехали до «Гаража» через новую детскую площадку с осьминогом. Папа обрадовался памятнику Горькому как родному и сказал, что мы обязательно должны возле него сфотографироваться. С радостным вниманием рассматривал лебедей, скворцов, бледно-голубые первоцветы, которыми были усеяны солнечные склоны. Я очень хотела, чтобы папа попробовал воду с сиропом и сравнил её с той, что пил в детстве, но ни воду, ни сахарную вату в парк ещё не завезли.

 

   

Игорь Ильич

60 лет

Доцент кафедры сердечно-сосудистой хирургии МГМУ им. Сеченова

Последний раз в парке Горького летом я был, наверное, в 1958 или в 1959 году с родителями. Парк тогда запомнился мне сахарной ватой и колесом обозрения. Ещё была газировка, её продавали в тележках на колёсиках, такие сейчас показывают в ретрофильмах. А зимой я был здесь лет семь назад, мы ездили с семьёй кататься на коньках. Было очень весело.

Сейчас, во-первых, стало чисто, во-вторых — всё благоустроилось чудесным образом. Раньше были раздрызганные скамейки, и люди садились на траву, а теперь — добротные, приятно посидеть. Ещё видно, что много фонарей. Раньше были такие тёмные места в парке, куда ходить не надо было. Сейчас таких кустов диких, куда могли бы утащить ребёнка или человека постарше, нет. Меньше стало огороженных мест, где написано «не ходить», появились ровные дорожки, где можно кататься на велосипедах, стало видно бережное отношение к природе. Мы даже видели дерево в три обхвата, которому больше ста лет. Отношение к старым деревьям очень трогает. Я не видел ни одного вырубленного дерева, всё пострижено, за всем уход. Ну и, конечно, молодые первоцветы вот эти, которые на солнечной полянке растут, очень оживляют.

Для детей много разных аттракционов, для разных возрастов. Прокат очень удобный: можно и ролики взять, и самокаты, и велосипеды. Вот только нет тандемов и рикш. Есть такой, где двое лежат и крутят педали, но это для совсем пенсионеров, которые не могут на велосипед сесть. Я двадцать лет не катался на велосипеде, но в такой хорошей компании согласился. Мы так дружно и хорошо покатались, и погода была благоприятная.

Когда вокруг всё хорошо и красиво, это притягивает хороших людей. Люди улыбаются солнышку и весне, не ругаются, некоторые уставшие даже лежат на лавках, откинув коньки с роликами. Даже мусорить не хочется в такой чистоте. Я смотрю — ни бумажек, ни пачек от сигарет. Если бы я жил в городе, то я бы в такой парк ходил регулярно. Но у нас есть загородная дача, которая в плане природы не уступает.

  

   

 

 

Мама

Патриаршие пруды

С мамой мы решили прогуляться по Патриаршим. Я хотела показать кондитерскую Friends Forever и бар Brix, где обычно встречаюсь с друзьями, посидеть с ней на подушках в Uilliam’s, где всегда можно встретить знакомых, и отвести к единственному человеку в городе, который умеет стричь наши семейные кудри — в парикмахерскую Annie Hall. Я хотела показать маме, как изменился район, как вокруг пруда теперь бегают красивые загорелые люди в напульсниках, а на проезжей части стоят крошечные столики с кофейными подносами. Патрики стали в последние годы особым микромиром, куда не стыдно привести ни европейских друзей, ни родителей, где уже в полдень люди пьют белое вино, а в восемь вечера начинается толчея у баров, шум, гам и беззаботное, чуждое Москве легкомыслие и веселье.

Но всё пошло не так. Когда мы дошли до лавочек на Патриарших, нагнало тучи, и мама с ужасом увидела мои голые ноги. «Мы должны купить тебе колготы, ты с ума сошла! Идём» Мама молниеносно нашла какой-то хозяйственный магазин с хмурой продавщицей и заставила меня купить колготы. «Пойдём надевать колготки. Можешь сверху носки свои надеть, розовые. Где твой ресторан?»

 

 

Мы дошли до Uilliam’s, про который наш главный редактор пошутил, что повёл бы туда свою маму, только если бы в меню заклеили цены. Время шло к обеду, и в Uilliam’s было людно, шумно, живо, весело. Люди пили, ели, шумели, жили. Для нас чудом нашли столик, и мы стали читать меню. И вот тут пришла фотограф Полина. Мама обрадовалась, вскочила, сказала, что нам надо сначала закончить наши дела, и выволокла меня и Полину под дождь, когда я, голодная, только собиралась открыть рот, чтобы заказать хотя бы луковый суп.

«Саша, там есть-то нечего, — говорила мама. — Луковый суп я тебе и дома приготовлю. Эту телячью ногу надо полдня ждать, а у нас программа по времени расписана. Люди провели деловые встречи с утра, им уже делать нечего. Это как Torro Grill». Я шла под дождём и думала о луковом супе и о том, что главный редактор был в чём-то прав. Мы сели в соседнее кафе «Штрудель», где не было ни души, и здесь маме понравилось: «Я не люблю, когда много народу. Я сразу начинаю слушать, о чём вокруг говорят, и вникаю в чужие разговоры, а мне своих хлопот хватает».

 

   

Ирина Николаевна

60 лет

Главный врач поликлиники

В нашу молодость центр Москвы не был посещаем вообще, потому что здания были серые, даже красивые исторические здания были неухоженные. В 2000-е здания стали ремонтировать, выявлять подлинный слой. Я была на Патриарших в 1970−1980-х, это был просто сквер с водоёмом. Мы всегда знали, что существует аура исторических мест Москвы, мы читали много книг, но когда ты приходил в эти места, ты не понимал, почему это, как сейчас говорят, «культовое место». Уже не было тех людей, которые построили, содержали эти дома и здесь действительно жили.

А для новых людей это было просто место жительства. Образ жизни не располагал к тому, чтобы ходить и любоваться улицами. Сейчас мы недаром перспективу посмотрели и увидели, что да, здания красивые. То ли здесь была реставрация, то ли их просто правильно выкрасили. Стало уютно, стало приятно глазу, хочется походить-посмотреть. Если хочется походить-посмотреть, значит надо куда-то приземлиться, выпить чашечку кофе, поэтому стала подтягиваться инфраструктура. Здесь открывают и кафе, и ресторанчики, потому что район становится зоной обитания. Появились люди, которые могут погулять днём, следовательно надо сделать так, чтобы было где погулять днём.

 

   

 

 

Парикмахерская Annie Hall  

После обеда мы добрались до женской парикмахерской Annie Hall, где нас уже ждал гений места Коля Горшков. Я начала волноваться ещё сильнее, чем с папой в парке Горького: шутка ли — взять на себя ответственность изменить мамину внешность. А если ей не понравится? А если у Коли дрогнет рука? Что я скажу маме? И что мама скажет мне? Но маме, кажется, даже понравилось. Правда, я поберегла её и так и не сказала, сколько мне пришлось заплатить за стрижку и окрашивание. Всё-таки мои отношения с мамой мне ещё очень дороги.

 

   

Ирина Николаевна

60 лет

Главный врач поликлиники

Салон находится в бывшей квартире в старой доме. У них есть вода, электричество, сделан ремонт. Им бы всем надеть форму, чтобы было понятно, что у них единый стиль одежды. Сейчас они одеты по-домашнему, интерьер в салоне вроде бы простой, но достаточный пафосный. В тех салонах, где я обычно стригусь, администраторы — это выставка салона. У самих мастеров и администраторов всегда сложные причёски, посетителю сразу хочется, чтобы у него было так же. Я не знаю, на что они надеются, но если у них посетителей обычно так, как сегодня, то они вылетят в трубу. Поэтому с Колей надо обменяться телефонами. И Павел мне очень понравился — это человек, который знает, как надо ухаживать за волосами, он профессионал, поэтому очень хорошие результаты. Коля, конечно, художник, он увлекается, делает то, что видит, а не что ему клиент говорит. Но с ним можно согласиться.

 

   

 

 

Вывод

С родителями город становится совсем другим — многослойным и выпуклым, полным историй: сквозь рекламные щиты проступают старые вывески и названия, а в парке Горького появляются опасные кусты, где, по словам папы, исчезали люди. Папа замечал невероятные коряги, на которые бы я без него не взглянула, склонялся над первоцветами и разглядывал неизвестных мне птиц. (В конце нашей прогулки он даже пообещал, что разыщет свой старый велосипед в гараже и будет кататься на нём на даче.) Мама рассказывала про охотничий ресторан на Тверской, где они с бабушкой ели яйца с чёрной икрой после маминых вступительных экзаменов, потому что был уже вечер и другой еды в ресторане не осталось. И так хочется соединить эти два места — чёрно-белую Москву наших родителей и тот город, где мы встречаем своих друзей и знакомых. И, может быть, когда мы отвоюем своих родителей у телевизоров, этот город станет для нас общим. Пусть и с заклеенными ценами.

 

Фотографии: Полина Кириленко