«Переезд невозможен»: Бывший директор музея Арктики и Антарктики — о РПЦ и белых медведях Почётный полярник России Виктор Боярский рассказал The Village, почему продолжает ходить на работу в музей, несмотря на увольнение
«У вас фомка есть?» — спрашивает Виктор Боярский, почётный полярник России. Фомка нужна, чтобы ликвидировать табличку «Извините, директор на Северном полюсе» с двери кабинета в петербургском музее Арктики и Антарктики — единственном в стране. С февраля Боярский больше не директор музея: Росгидромет не продлил его контракт; по версии самого полярника — из мести. Пару лет длилось противостояние между ним и новым руководством структуры. Росгидромет выступал за переезд музея на Васильевский остров — и, соответственно, освобождение здания на Марата, бывшей Никольской единоверческой церкви, в пользу РПЦ. Боярский сопротивлялся.
The Village встретился с бывшим директором музея Арктики и Антарктики, чтобы узнать, как развивалась история с его увольнением, что теперь будет с чучелами белых медведей Маши и Артура и когда откроется современный филиал на ледоколе в Кронштадте.
Фотографии
Василий Ионга
— Давайте для начала уточним, что сейчас происходит. Насколько я понимаю, 31 января у вас был последний рабочий день в музее?
— Происходит рутинная процедура, связанная с непродлением контракта учредителем — по закону он вправе это сделать, не объясняя причин. Они, впрочем, очевидны. Последние два года у меня с Росгидрометом было несовпадение позиций по поводу судьбы музея. Росгидромет считает, что музей надо перебазировать на Васильевский остров — под предлогом освобождения здания на Марата для церкви. А мы стоим на том, что здание трогать нельзя.
— Вы продолжаете ходить на работу?
— Я сейчас заместитель директора музея по общественным связям, буду продолжать ходить на работу.
— Это официальная должность?
— Да. И даже если бы не было вакансии зама — я бы всё равно ходил в музей. Никто не запрещает мне здесь находиться — делать ту же работу, только без зарплаты и контракта.
На деятельности музея непродление моего контракта никак не скажется: во всяком случае, планы по переезду не будут реализованы. Росгидромет сейчас ещё более далёк от этого, чем когда история начиналась, просто нет денег на переезд. Что касается всего остального… в процессе противостояния Росгидромет подал на меня несколько исков. В итоге в Выборгском районном суде рассматривается гражданское дело о причинении мной ущерба — в виде упущенной выгоды — музею. Один миллион двести тысяч рублей.
— Как была рассчитана эта сумма?
— Надо вернуться на 20 лет назад, чтобы понять, о чём идёт речь. Для начала поясню, что я, как и многие другие сотрудники, — выходцы из Арктического института (Арктический и антарктический научно-исследовательский институт, старейшее научно-исследовательское учреждение России, проводящее комплексное изучение полярных регионов Земли. — Прим. ред.). В 1991 году мы с коллегами создали компанию по организации туристических экспедиций на Северный полюс. И решили за счёт этой компании поддерживать музей Арктики. Музей тогда находился в загоне, денег не было. Семь лет мы фактически содержали музей и одновременно добивались, чтобы он получил статус государственного (на тот момент он был просто отделом Арктического института). В 1998 году музей стал государственным.
Наша компания продолжала сотрудничество с музеем до последних лет (сейчас-то финансирование более-менее пошло). Не было бы этой компании, и музея бы сейчас не было — мы бы все сидели в другом месте, а здесь бы пели песни хором.
Я находил это удачным сочетанием — фактически государственно-частное партнёрство: если музею не хватало средств, я мог написать письмо условно самому себе с просьбой перевести музею деньги. Компания оплачивала приобретение новых экспонатов, технику, связь — всё.
Всё это было известно учредителю (Росгидромету. — Прим. ред.). Но когда в 2014 году начался в первый раз сыр-бор с этим зданием и на совещании я сразу заявил, что музей никуда не поедет, начались некие процессы против музея. Например, прошла внеплановая проверка: ничего серьёзного не нашли, но решили обратиться к теме прописки нашей компании. Дело в том, что с 2008 года юридический адрес компании — здесь, на Марата. У меня начали допытываться, на каких основаниях. Основания простые: если руководство и сотрудники компании, которые являются одновременно сотрудниками музея, находятся здесь — почему не дать и адрес тот же?
В итоге мне вменили, будто я сдаю своей компании 19 квадратных метров — вместо того, чтобы сдавать их по рыночным ценам какой-нибудь фирме по заготовке рогов и копыт. Но музей в принципе не может ничего сдавать, у нас нет площадей! Если бы были, мы бы их использовали, например, под экспозиции. Тот же приход пустили в конце концов: когда они просили у нас 300 метров, мы отказали, потому что нет площадей.
Так вот, Росгидромет подал иск, нанял какую-то компанию, которая, не заходя в музей, виртуально подсчитала его потери за три года — по рыночным ценам аренды жилья в Центральном районе... Отсюда 1 200 000 рублей. Абсурдность иска очевидна, но с мая 2015 года — момента подачи — дело по существу ещё ни разу не слушалось. И тем не менее новый замглавы Росгидромета господин Яковенко — с которым мы даже ни разу не встречались — даёт интервью, в которых заявляет, что на мне два уголовных дела. Это не уголовное, а гражданское дело, и не два, а одно. Если бы дело слушалось по существу, оно давно было бы закрыто, поскольку по нашему законодательству работодатель не вправе взыскивать с работника упущенную выгоду. Взыскивается только прямой ущерб. Это основная позиция нашей защиты.
Говорить, что мы причинили своими действиями ущерб музею, — абсурд. Вся наша деятельность была посвящена тому, чтобы музей сохранить. Мы на высоте по производственным показателям, всё перевыполняем: в тридцатке лучших музеев города, посещаемость каждый год растёт на 5–6 тысяч.
— Будет ли конкурс на вакансию нового директора музея?
— Нет. Росгидромет настолько хотел получить бюджетные деньги под переезд музея, что в своём рвении опережал даже РПЦ. Но сейчас Яковенко стал говорить, что переезда музея в планах нет — он сориентировался в ситуации и понял, что это нереально.
Мне предложили уволиться ещё в 14-м году, я отказался. Они дотянули до истечения срока контракта и с большим удовольствием его не продлили. Но поскольку поднялась большая волна в поддержку — причём там высказались и довольно высокопоставленные люди… Не знаю, чем это закончится. Все мои усилия сейчас направлены на то, чтобы перевести музей из ведения Росгидромета в министерство культуры — как профильное.
— Есть какие-то подвижки?
— Почти всё было готово, и даже руководитель Росгидромета обещал, что отдаст музей Минкульту. А 15 января в Росгидромете вдруг воспылали любовью к музею, заявили, что он им нужен, они собираются его реформировать и развивать, поэтому Минкульту передавать не станут. Но я очень надеюсь, что, с учётом непростой ситуации с бюджетом, всё же передадут.
— В 2008 году журнал «Собака» публиковал с вами интервью — про вашу туристическую компанию…
— Да, речь именно про компанию «Викаар» — это она появилась в 1991 году, и она поддерживала музей.
— Сейчас она существует?
— Да, но я уже не директор и не собственник. Поскольку Росгидромет так хотел довести своё дело до конца, что издал распоряжение о приравнивании директоров к госслужащим, которым запрещается заниматься коммерческой деятельностью.
— Я к тому, что из интервью следует: среди клиентов «Викаар» были серьёзные люди — думская верхушка, Вексельберг и другие. Они не могли повлиять на ситуацию?
— Как я уже говорил, высокопоставленные люди высказывались в нашу поддержку. Но наличие гражданского дела, которое господин Яковенко считает уголовным, позволяет здорово манипулировать. Представляете: людям говорят, что на мне два уголовных дела. Они начинают задумываться.
— Правильно ли я понимаю, что единоверческой общине здание музея уже неинтересно?
— Им дали 160 квадратных метров — причём именно музей помог решить эту проблему. В 2013 году Росимущество отклонило первую заявку РПЦ, заявив, что в городе нет другого подходящего здания для музея. Я сказал: «Для музея нет — а для этих 30 человек (единоверческой общины. — Прим. ред.) найдите хотя бы 100 метров нежилого фонда». Им под силу его содержать и проводить службы. В итоге освободили помещение неподалёку — там находился магазин «Медтехника», кстати, довольно симпатичный. 160 метров отдали этим ребятам. Они за два года его оборудовали. Приходил настоятель, жаловался, что коммуналку не в силах платить. Я говорю: «А как же ты, Пётр Александрович, собирался платить коммуналку, занимая это здание?»
— А вы с ним общаетесь, получается?
— Конечно, уж 20 лет.
— В отличие от Росгидромета.
— Про Росгидромет надо понимать, что туда пришли новые люди. Они не знают, где находятся Арктика с Антарктикой. Ни разу не были в музее, называют его «складом пыльных пингвинов». В Петербурге были много раз — а в музей зайти не могут. Все совещания по музею проводят в епархии. Меня не приглашают. И после этого говорят, что музей им нужен. Ребята! Не надо лицемерить. Мы ничего не просим, с Церковью мы справимся сами — я уже 20 лет занимаюсь этой проблемой.
До 2014 года мы с руководством Росгидромета жили душа в душу: нормальная светская организация, которая понимает, что музей — уникальный, единственный в стране. А эти же пришли, сразу — бах: «Ох, верующие, 30 человек, как же они, бедные». То, что у нас 70 тысяч человек в год ходит, из них 40 % — дети, их не волнует. Какое-то противное ханжество.
Переезд музея невозможен. Например, диорамы — неперевозимы. Экспозиция существует тут 80 лет. Я не скажу, что она современная, — и не надо. Этот музей имеет право быть таким, какой есть. Ауру тех лет — 1950–1960-х, когда мы действительно в Арктике присутствовали, — он передаёт. Мы аккуратно, эволюционно что-то меняем, не внося диссонансы. Главное, что народу нравится, — не только нам. Я не видел ни одного отрицательного отзыва.
— Но вам не странно находиться в таких — всё-таки очевидно церковных — стенах?
— Странно. Но так распорядилась история. В 1930-е годы, когда здание пустовало, его, по просьбе Арктического института, передали под музей. Оно было капитально переделано, сделали перекрытия лестницы. Нас устраивают размеры и месторасположение: то, что музей находится в шаговой близости от трёх линий метро, — большой плюс. Я не говорю, что развиваться не надо, надо — за счёт филиалов. А эту площадку надо сохранить и оставить.
— А что с идеей создать музейный центр в Кронштадте — на базе ледокола «Арктика», который сейчас в Мурманске?
— Эта история получила неожиданное развитие. Мы думали, что всё отложится до 2021 года, но вдруг открыли финансирование по проекту в 2016-м, и сейчас мы ведём определённую работу с Росатомом.
— Когда откроется филиал?
— Трудно сказать. Один только демонтаж реактора займёт полтора года. Дальше должен найтись смельчак, который возьмёт содержание музейного центра под свою ответственность. Речь о том, чтобы развернуть там экспозицию, соответствующую современным требованиям — интерактивную, мультимедийную. Будет очень круто. Не будет чучел, «пыльных пингвинов». Музей получит две площадки. Здесь можно будет зафиксировать период с исторических времён до середины ХХ века, а в Кронштадте — всё новое.
— Кстати, про чучел. Меня давно мучает вопрос происхождения белых медведей в музее.
— Откуда медведица Маша, я не знаю, она тут до меня, лет 30–40 уже. Ещё когда Маша была в Арктическом институте, её таскали на все демонстрации и парады, впереди колонны полярников. И когда она появлялась — под дождём, под снегом на Дворцовой площади, — руководство партии и правительства понимало: за Машей идут достойные люди. И кричало: «Слава советским полярникам!» Потом Маша встала здесь, с 95-го года я её не выпускал на улицу, потому что она была в плохом состоянии. В 2000-е я всё искал ей напарника, чтоб Маше не было скучно. И в конце концов мы получили задержанного со шкурой белого медведя браконьера в Норильске. Вёз на заказ, скорее всего. Браконьера, наверное, посадили, а шкуру нам передали — этого медведя я назвал Артур, в честь нашего Артура Николаевича Чилингарова.
— А что скажете про историю с медведицей и взрывпакет?
(В конце декабря 2015 года в интернете появились кадры, на которых видно, как рабочие на острове Врангеля бросают ранее прикормленной ими белой медведице взрывпакет. Животное погибает в муках. — Прим. ред.)
— Сейчас много говорят о возвращении в Арктику. Возвращаются-то — да, но при этом нарушаются элементарные многолетние традиции, которые, например, предполагали вполне конкретный инструктаж о том, что можно и чего нельзя делать. Люди попадают туда с гаджетами-маджетами и полным отсутствием представления о том, где они. Первая заповедь — никаких кормлений медведей. Как только медведь появляется — его надо как можно дальше отогнать от станции. Идиоты подкармливают, а потом обижаются, что медведь имеет к ним расположение. Приблизился, побежал — они испугались и бросили взрывпакет. Зная, что медведь его сожрёт. Я так жалел, что рядом с той медведицей не было медведя! К сожалению, медведи не живут парами — а так пришёл бы «муж» и наподдал этой бригаде.
— Финальный вопрос. В недавнем интервью «Медузе» вы сказали, что выбирались из более сложных ситуаций, чем вся эта история с вашим увольнением. А что это были за ситуации?
— Я вообще ничего сложного в этой ситуации не вижу. Глупость, конечно, вызывает разочарование — но она не смертельна. «Сложная ситуация» —это когда есть угроза жизни. Представьте, кто-то заболел — да разве болезнь с этой фигнёй сравнить? Ну подумаешь — не директор. Это же не конец жизни. За 20 лет здесь собрался коллектив единомышленников, даже если я формально не буду директором, то, чем мы занимались и к чему стремились, будет продолжаться.
Чтобы прочитать целиком, купите подписку. Она открывает сразу три издания
месяц
год
Подписка предоставлена Redefine.media. Её можно оплатить российской или иностранной картой. Продлевается автоматически. Вы сможете отписаться в любой момент.
На связи The Village, это платный журнал. Чтобы читать нас, нужна подписка. Купите её, чтобы мы продолжали рассказывать вам эксклюзивные истории. Это не дороже, чем сходить в барбершоп.
The Village — это журнал о городах и жизни вопреки: про искусство, уличную политику, преодоление, травмы, протесты, панк и смелость оставаться собой. Получайте регулярные дайджесты The Village по событиям в Москве, Петербурге, Тбилиси, Ереване, Белграде, Стамбуле и других городах. Читайте наши репортажи, расследования и эксклюзивные свидетельства. Мир — есть все, что имеет место. Мы остаемся в нем с вами.