Дёшево и сердито: Как выглядит Апраксин двор в преддверии новой жизни The Village запечатлел легендарную петербургскую Апрашку в ожидании облагораживающих преобразований

Апраксин двор — шумная Апрашка, самый дешёвый рынок Петербурга (и даже, вероятно, всего Северо-Запада) — вскоре может измениться. «Наша задача — улучшить состояние объекта, причём необратимо», — сказал The Village глава новой управляющей компании АО «Апраксин двор» Сергей Дубровский (ранее он работал директором ликёро-водочного завода, а также советником вице-губернатора; акционерное общество на 100 % принадлежит городу). По концепции, разработанной «Студией 44» Никиты Явейна, территорию заметно облагородят: здесь должны появиться пешеходная улица, подземные проезды, креативный, театральный и музейный кварталы, квартиры-лофты, гостиница и прочее — с подробным планом преобразования можно ознакомиться на специальном сайте. Редактор The Village Юлия Галкина и фотограф Виктор Юльев прогулялись по Апрашке и запечатлели её как есть — до перемен.

Китайское кафе, Красная Шапочка и лезгинка 

Вторник, два часа дня. Я стою на Садовой улице рядом с одним из входов в Апрашку. «Узнаете меня по невесте», — говорю по телефону выпускнице института урбанистики «Среда» Эльвире Гизатуллиной, которая вместе с другими студентами делала в прошлом году исследование, посвящённое в том числе Апраксину двору. Невеста — безголовый манекен в свадебном платье, будто Жанна д'Арк на костре, привязана к опоре лицевого корпуса. Рядом прогуливается мужик с испитым лицом — обёрнутый в нечто, похожее на шкуру белого медведя. Из заведения под названием «У Красной Шапочки», где продают, вероятно, самый дешёвый в городе фалафель (50 рублей), то и дело выходит хозяин в красной феске — той же, что на вывеске, — и важно обозревает горизонт. Такова лишь небольшая часть Апрашки — города в городе в центре Петербурга. 

«Мы ходили и смотрели, что находится внутри Апраксина двора, — Эльвира рассказывает об исследовании. — Считали типы функций внутри и в периметре. Выяснилось, что в периметре структура функций более разнообразна за счёт того, что эта часть соприкасается с городом. Если внутри около 90 % — это ретейл, то в периметре до 40 % функций не связано с продажами. Это студии, образовательные и спортивные учреждения, маленькие производства, ремонты».

Эльвира показывает набор пакетов — 100 штук за 85 рублей — который она купила на Апрашке, пока ждала меня. А потом демонстрирует свежие снимки в телефоне: стеклянная дверь с надписями «Трудоустройство» и «Дизайн хаус», объявление «Обучение детей лезгинке» и тут же — реклама зала единоборств. Внутри Апрашки есть всё для жизни, но — парадоксально — жизнь тут бывает только днём: стартует в 8–9 утра, а через 12 часов территория будто вымирает. 

Целью студенческой работы выпускников «Среды» было придумать концепцию развития Апрашки: сохранить что есть и добавить — «акупунктурно» — новые функции, интересные для разных горожан. По мнению Эльвиры, это сделало бы плавильный котёл Апраксина двора более безопасным: «Понятно, что здесь днём очень много народа, а ночью большая часть Апрашки закрыта. Мы приходили сюда поздно вечером: жизнь в это время есть в районе клуба Money Honey и ещё одной кафешки рядом. Ну и на входе — много такси».

Акупунктурно разнообразить Апраксин двор предлагают не первый год. В конце 2000-х социолог Олег Паченков — ныне программный директор всё того же института урбанистики «Среда» — проводил исследование по заданию компании «Главстрой-СПб» (на тот момент выигравшей конкурс на реконструкцию территории). «Речь шла о том, что можно было бы сделать на территории Апраксина двора в том числе некий креативный кластер, сохраняя охраняемые КГиОП старые здания, — поясняет Олег. — Надо понимать, что это был 2008 год. Тогда в Петербурге был всего один подобный кластер — „Лофт Проект Этажи“. Кстати, идея не устарела: в городе нет ни одного проекта, который бы походил на московский „Флакон“. Все наши кластеры занимают по одному зданию. Нет территории, где бы они были рассредоточены — это был бы город в городе, заточенный под бизнес». 

Пока же потенциальная аудитория будущего Апраксина двора облюбовала полусекретные китайские кафе. На территории Апрашки их несколько, везде, по отзывам, вкусно. Заходим в одно из них. Кассир почти не говорит по-русски — объясняемся жестами; на плазменном экране — телепередача на китайском; на стене — поздравление с Новым годом (по-русски); на полках — китайские соусы; в меню обращает на себя внимание блюдо под названием «Жареные свиные кишки» за 320 рублей. Нам выдают огромную тарелку супа и молочный улун в пластиковом пивном стакане. Чай делим поровну: один человек тут не справится. 

«Кто-то может сказать, что здесь грязно и опасно. Но тут активная жизнь. Это важное место не только для приезжих, но и для части горожан с невысокими доходами, — рассуждает Эльвира. — Если перемещать куда-то или выдавливать — получится дискриминация. В центре не должно быть всё только для обеспеченных людей».

Что покупают в Апрашке

36,3 %

верхнюю одежду

7,69 %

нижнее бельё

9,62 %

обувь

8,89 %

бижутерию и косметику

6,49 %

игрушки*

*По данным опроса на 06.04.2016 в группе «ВКонтакте» «Апраксин двор»

Шкура Чубакки, Money Honey и лифчики

«Клоака», — характеризуют нынешнее состояние подшефной территории в АО «Апраксин двор». И начинают показывать, что изменится. В конце мая будут демонтировать старые вывески и устанавливать новые: «Вместо кислотного свинства появятся временные рекламные носители установленного образца и нормальной цветовой гаммы», — говорит Сергей Дубровский. На конец 17-го года запланировано начало работ по реконструкции. Ещё через год начнут продавать апартаменты внутри Апрашки (построены они к тому времени, впрочем, ещё не будут): стоимость — относительно невысокая для центра: до 150 тысяч рублей за квадратный метр. Поясняют: чтобы покупали люди, «ценящие городскую жизнь», а не московские инвесторы.

Сейчас, говорят чиновники, в Апраксин двор не заманить даже «Макдоналдс» — несмотря на то, что арендные ставки ниже, чем в тех же креативных кластерах: от 500 до 2 тысяч рублей за квадратный метр. Местных торговцев же всё — или почти всё — устраивает как есть: переезжать на проспект Руставели или Московское шоссе они, конечно, не хотят. «Апраксин двор я люблю, и он меня любит — даёт заработки уже 20 лет. Апраксин двор надо оставить таким, какой он есть: для людей бедных и неимущих, он для этого и был построен», — написала мне Оксана, администратор одной из групп «ВКонтакте», посвящённой Апрашке. 

«Не поверите, люди в возрасте от 30–35, которые застали здесь 90-е, они по привычке сюда и приезжают. Причём из Карелии, Псковской и Новгородской областей, из Ленобласти», — Александр Байнов, исполнительный директор АО «Апраксин двор», отвечает на мой вопрос о том, кто покупает в Апрашке, когда, казалось бы, есть торговые центры и интернет-магазины.

Мы проходим мимо рядов с палёными очками Ray-Ban и кедами Converse, мимо вороха лифчиков, мимо грандиозной шубы — будто с Чубакки содрали шкуру и покрасили в зелёный цвет. Нас сопровождает гвалт базара:

— Ас-саляму алейкум!

— Кроссовки недорого, кроссовки!

— ...распродажа ковровых дорожек в магазине «Ковры».

— Ребята, зелень по 15 рублей, любая зелень!

— Вниманию покупателей! В продажу поступили механические картофелерезки...

— Очочки берём, очочки, пожалуйста!

— Всяко дешевле, чем где-либо, — говорит какой-то молодой парень своей спутнице. 

Если присмотреться, в хаотичной Апрашке видишь подобие структуры: в одном месте сконцентрированы халяльные магазины, в другом — ткани и так далее. Есть пожарное депо, есть саморегуляция безопасности. «Сейчас здесь всё спокойно, — поясняет Байнов. — Понимаете, если будет культивироваться общественное мнение, будто здесь опасно, воруют — не будет посетителей. Не будет торговли. Поэтому арендаторы заинтересованы в том, чтобы тут не было криминала».

Несколько корпусов, подконтрольные компании «Главстрой-СПб», затянуты строительной сеткой. «Они в зелёном одеянии много лет. Здания не используются и в соответствующий вид не приводятся», — возмущается Байнов. Через неделю после нашей прогулки «Главстрой-СПб» введёт на территорию Апраксиного двора охрану и оцепит два корпуса, заблокировав таким образом торговлю арендаторов, которым сдавал помещения бывший инвестор «Фармаюнион Р и Д» (подробнее о противостоянии можно прочитать в «Деловом Петербурге»). 

Напоследок мы с фотографом Виктором Юльевым заходим в Money Honey — рокабилли-клуб, один из старейших в Петербурге (открылся то ли в 93-м, то ли в 94-м). Днём он работает в режиме кафе. Дама за стойкой без интереса смотрит на меня, пока я формулирую просьбу рассказать об опыте работы в Апраксином дворе для интернет-газеты The Village: «Хотим показать, как живёт Апрашка в преддверии перемен...» «Мы не они. Апрашка отдельно, мы отдельно», — наконец произносит дама.

Молельные комнаты, хостел и коньяк

Есть распространённый миф о том, что Апраксин двор и Сенная площадь — места криминализированные и агрессивные. Криминал там присутствует, равно как и в любом торговом месте, но никакой агрессии нет. Район этот, как мне кажется, безопасен в той же мере, что и любой другой в городе. Представление о том, что в Апраксином дворе есть места, куда нельзя заходить, не будучи представителем той или иной диаспоры, ошибочно. Мы с коллегами-исследователями заходили в молельные комнаты, в магазинчики — и везде встречали достаточно доброжелательное отношение к себе. Если в кафе, открытое как бы для своих, заходит «обычный человек», он не ловит на себе косые взгляды — будет так же, как остальные, сидеть и есть плов (к слову, кухня разных регионов бывает не только дешёвая, но и весьма вкусная).

Вокруг работающих в Апраксином дворе людей сложилась целая инфраструктура быта. Например, есть парикмахерские — это вообще частый атрибут восточной инфраструктуры. То возникают, то исчезают мусульманские молельные комнаты: за последние 15 лет я бывал и в суннитских, и в шиитских. Что, кстати, интересно: большинство мусульман в России — сунниты, но в рыночной торговле задействовано много выходцев из Азербайджана, значительное количество которых принадлежат к шиитскому направлению в исламе. Молельные комнаты всё время переезжали, размещались в разных корпусах — могло быть такое, что одновременно существовало несколько. Есть ли сейчас молельная комната, не знаю: несколько дней назад я делал обход и не увидел ничего такого.

Для городских властей молельные комнаты могут быть неудобны тем, что контролировать прихожан сложно: это разные люди, никто не проводит собеседования об их политических и религиозных взглядах. Но я не думаю, что город активно борется с молельными комнатами: в Петербурге их много, некоторые существуют годами. Всё это довольно большие пространства, до 100 квадратных метров. Их ремонтируют за счёт торговцев, и там они же молятся. Не слышал, чтобы в молельных комнатах проходили лекции, так что вряд ли их можно назвать культурно-религиозными центрами.

Торговцы и их семьи, как правило, живут рядом с Апраксиным двором, в пространстве между метро «Сенная» и улицей Ломоносова: для них важно, чтобы до дома можно было добраться пешком. Внутри Апраксина двора и рядом есть своеобразная гостиничная инфраструктура: комнаты в наём, даже хостел (имеется в виду хостел «7 дней» в Апраксином переулке, 4. — Прим. ред.).

Интересно, что в пространстве Апраксина двора никто никому не мешает. В одном месте может быть молельная комната — и тут же рядом представители той или иной диаспоры продают (а то и дегустируют) коньяк. Апраксин двор — пространство базарное, исторически сложившееся с XVIII века. Подобные пространства подразумевают многокультурность и восприятие другого как одного из членов своего культурного сообщества. Поэтому не то что в одном корпусе — на одном этаже! — могут быть халяльный магазин, афганский центр и китайское кафе. Насколько я знаю, никаких крупных столкновений, связанных с проблемами межконфессионального характера, в Апраксином дворе не было.

Мне кажется, даже если что-то в Апраксином дворе перестроят, атмосфера останется примерно такой же. Ну вот на Сенной площади устроили перестановку — и всё равно там всё по-прежнему. Помню, несколько лет назад Апраксин двор решили закрыть — года через два я проходил мимо и видел магазинчики с рекламными плакатами: «Мы не работаем уже два года, добро пожаловать!»

Татьяна Мэй

филолог, экскурсовод, блогер

Я в этом плане ретроград: у меня сердце кровью обливается, когда начинают перестраивать районы с уже сложившимся историческим духом. А в Апраксином дворе торговали всегда. Многие ругаются: «Центр города, и такое…» Но это его живая ткань, живой организм не может весь состоять из жабо и надраенных пуговиц. Если помечтать — отчего бы не сделать там, например, блошиный рынок. Конечно, «блошка» звучит попроще, чем «креативное пространство» и «лофты». Но ещё неизвестно, что востребованнее, ведь блошиные рынки — известный манок для туристов.

По Апрашке можно гулять не один день, и, имея живое воображение, легко представить себе её век, а то и два века назад. Место, как известно, делилось на Щукин и Апраксин дворы. В Щукином торговали битой и живой птицей, были ягодные, фруктовые ряды. Когда заходишь с улицы Ломоносова, попадаешь прямо на Курятную линию — и сразу представляешь, как вокруг всё кудахчет, кукарекает, квохчет. Пройдём дальше — будет Ягодная линия, где стояли чаны с клюквой, лежали горы яблок. А собственно Апраксин двор был толкучкой, застроенной по периметру. Там же, кстати, торговали книгами и картинами. И слово «развалы» появилось оттуда: один купец придумал положить книги на доски — народ потихоньку смотрит, выбирает.

Щукин же двор навечно вошёл в литературу. У Гоголя есть мрачно-фантазийная повесть «Портрет»: о бедном талантливом художнике, купившем там портрет угрюмого старика в восточных одеждах, и о том, как это изменило его жизнь.

Этот район всегда любили и киношники, вспомните «Собачье сердце» — его начало, когда ходит Шариков (ещё барбосом), и вокруг — снег, перемешанный со слякотью.

У меня с этим местом ещё и личные ассоциации: в Апраксином дворе у нас с мужем было первое свидание. Это был 89 год, в Апрашке было пусто. Мы сидели на ступеньках и смотрели на собаку: она забралась по металлической боковой лестнице на второй этаж, а спускаться боялась, несмотря на все уговоры хозяина. И когда она наконец спустилась, мы с облегчением зааплодировали.

Потом — Апрашка 90-х, оптовая торговля, лохотронщики и напёрсточники. Столько времени прошло, а многие петербуржцы считают, что там всё по-прежнему. Хотя большая часть криминальной составляющей, во всяком случае её явная сторона, исчезла при Матвиенко.

Но шумно там было всегда: рынок дешёвый, основная часть потребителей читать не умела, поэтому вся реклама заключалась в лужёной глотке зазывалы, кто кого перекричит. Толклось огромное количество нищих. Купечество было очень религиозным и милостыню подавало активно. С утра в Апраксин двор шли бабы с младенцами (или с поленьями, завёрнутыми в тряпки), бродили золотушные, колченогие, одноглазые... Жулья было не меньше, чем сейчас, а то и больше, но отличалось оно большей изобретательностью. Как писал один мемуарист, ходили бабы-чухонки — собирали на свадьбу, старухи — тащили за собой крышку гроба, собирая на похороны. Обязательно являлся нижний полицейский чин — с кренделем в платке, собирал на своё тезоименитство. Был нищенствующий поэт Татаринов: он носил с собой акростих, первые буквы которого складывались в слова «Татаринову на сапоги». И всякого такого добра было много.

Кстати, саморегуляция (безопасности на территории рынка, о которой нам говорили представители АО «Апраксин двор». — Прим. ред.) происходила и в XVIII, и в XIX веке. Если купцы ловили карманника — он мог живым не уйти. Его счастье, если вмешивался городовой, а так торговцы могли забить насмерть, потому что криминал распугивал покупателей.

У меня есть экскурсия, включающая Апраксин двор, «Блеск и нищета Петербурга»: начинаем с великолепия имперской столицы — Императорский театр русской драмы, улица Зодчего Росси с балетным училищем, Министерство народного просвещения, — а потом резко сворачиваем в Апрашку, к крику и гаму, к облезлым зданиям, проваленному асфальту и колориту ныне восточного базара. Продавцы ведут себя достойно: иной раз поставлю группу — они выходят, прислушиваются с большим интересом и, что интересно, не пристают, товар не навязывают: сразу видят, что мы по другому вопросу. Экскурсанты же реагируют на смену городского пейзажа по-разному. Был случай, когда две дамы-петербурженки в ужасе схватились за сумочки. Это, кстати, правильно: когда мы заходим в Апрашку, я командую: «Сумку на живот». Однажды — правда, давно — видела, как бежал какой-то жулик с сумочкой и за ним на каблуках семенила плачущая девушка. Так вот, дамы испугались, посмотрели вокруг квадратными глазами и спросили: «А здесь не опасно ходить?» Нет, не опасно. Но нигде не стоит быть разиней.

Так что, повторю, мне будет жаль, если место изменится. Такое больше нигде не найдёшь. И потом: там всякие забегаловки, в которых готовят для себя, и в них вкусно.