«Золотая моя девочка»: Выпускницы МГУ обвинили сотрудника биостанции в сексуальном насилии Что случилось в северном поселке на Белом море

Насилие на станции

Беломорская биологическая станция (ББС) — это научный центр в изолированном поселке на Карельском берегу Кандалакшского залива Белого моря в заказнике «Полярный круг». Настоящая глушь. До ближайшего населенного пункта с причалом и одноименной железнодорожной станцией Пояконда — 15 километров. «Все практические курсы и исследования идут в условиях нетронутой заповедной северной природы», — подчеркивают на сайте станции. Ежегодно ее посещают больше 600 студентов МГУ и других вузов и десятки ученых, которые ставят там полевые эксперименты. У станции есть флот для сбора научного материала, перевозки пассажиров и грузов.

«Это легендарное место, сказочный уголок земли далеко-далеко от Москвы. До биостанции сам не доберешься: надо, чтобы тебя забрал паром; магазинов тоже нет, вся еда только из столовой. <…> На ББС бывает всего до 200 человек одновременно, почти все — студенты и ученые, все всех знают, человеку со стороны очень сложно туда попасть. В общем, очень изолированное сообщество со своими правилами, байками и сплетнями», — рассказывает бывшая студентка биоинженерии и биоинформатики МГУ Марина Юрьева. Она бывала на Беломорской станции трижды с 2005 по 2008 год и работала на местной кухне, которой руководил Александр Палий по прозвищу Хохол.

«Хохол — очень харизматичный и могущественный человек, который заведовал всей едой, принимал заказы на доставку с большой земли и который, если ты ведешь себя хорошо, мог привезти тебе сигареты. У Хохла всегда были свои любимчики и свои козлы отпущения. Я была в числе любимчиков; он удивительно умело ухитрялся показать человеку, какой он особенный, чудесный и лучший в мире, чуть ли не самый близкий друг. <…> У кухонных от Хохла зависела вся жизнь. Ссора с ним была чревата репрессиями и ссылкой в Москву. На моих глазах сослали несколько человек», — пишет Юрьева.

Марина вспоминает, что в какой-то момент Палий начал приходить к ней в комнату, где она жила с лучшей подругой, и будить на смены, что довольно быстро из пожеланий доброго утра переросло «в блуждание его рук под одеялом». Сотрудник биостанции знал, что Марину не интересуют мужчины, но не прекратил домогательства — например, один раз попытался снять с нее штаны в подсобке. Рассказывать администрации про поведение «авторитетного человека» студентке было страшно, потому что «про Хохла и девушек всегда ходили слухи» — Марина боялась, что сплетни коснутся и ее тоже.

Июнь 2008 года, когда жена и дети Палия уехали в отпуск, а на станции осталось мало сотрудников — всего 50–60 человек, стал самым тяжелым за три года, продолжает Юрьева. «Хохол меня водил к себе домой и много поил коньяком. В искусстве выпить он может переплюнуть многих, поэтому я отключалась от реальности гораздо быстрее него, а просыпалась уже утром в его кровати. Потом старалась забыть все, что там происходило, и много пила. Не знала, как из этого выкарабкаться, как прекратить и кому об этом сказать. И не подозревала, что в той же смене то же самое происходит с моей знакомой Олей».

Ольга Жерновкова, тоже бывшая студентка биофака МГУ, впервые отправилась на Беломорскую станцию, где ее муж проходил практику, летом 2007 года. Она, как и Марина, устроилась работать на кухню. «Он [Палий] был классный. Умный, веселый, организованный. Образцовый начальник. Я ему очень понравилась. Он часто со мной разговаривал», — отмечает Ольга. Даже после отъезда студентки 43-летний начальник продолжал писать ей письма, рассказывал про свою семью и называл «золотая моя девочка».