В начале августа в Москве заработал первый российский Центр паллиативной помощи. Его пациентами уже стали 120 горожан с неизлечимыми диагнозами. Все эти люди, по словам главного врача учреждения, доктора медицинских наук Андрея Соколова, получают квалифицированную поддержку совершенно бесплатно. Предполагается, что центр сделает паллиативную медицинскую помощь доступной для москвичей и «проблем в госпитализации быть не должно». Президент благотворительного фонда помощи хосписам «Вера» Нюта Федермессер рассказала The Village, почему новое учреждение вызывает у неё недоверие и что нужно сделать, чтобы паллиативная помощь в России действительно заработала.

   

Нюта Федермессер 

Президент благотворительного фонда помощи хосписам «Вера» 

Паллиативная помощь — это последняя помощь больному, дальше неё ничего нет. Она не подразумевает лечения болезни, но подразумевает лечение симптомов. То есть она занимается только уходом за пациентом, улучшением качества жизни неизлечимо больного. Паллиатив включает в себя не только медицинские аспекты, но и социальные, психологические и духовные, которые появляются у человека, когда он уже видит горизонт своей жизни.

Новый центр создали на базе бывшей Городской клинической больницы № 11, где долгие годы существовало отделение паллиативной помощи. Центру, конечно, прежде всего надо будет избавляться от скандальной репутации этого учреждения, которая сложилась во время реформы здравоохранения. Далеко не все сотрудники, которые перешли в центр, знают, что такое паллиативный пациент, как с ним работать, как общаться. Соколов (директор центра Андрей Соколов. — Прим. ред.) долго работал в ведущей онкологической городской больнице № 62. Он большой профессионал и отзывчивый человек, но он хирург — это другое, он не занимался паллиативной помощью. И директор центра Александр Дружинин совсем никакого отношения к паллиативной помощи раньше не имел.

Например, в паллиативной помощи есть принцип неограниченного доступа к пациенту родственников. Если пациент хочет, чтобы с ним ночевала его мама, жена, соседка или пришли сразу двадцать человек, то пусть приходят. Умирать страшно. Мы все умираем один раз, опыта умирания ни у кого нет. И лишить человека поддержки в этот момент, ограничив часы посещения, категорически нельзя. А в центре на этот счёт есть правила и ограничения.

Я была в новом центре после открытия. Пока там нет правильных условий, нет продуманной схемы расположения палат, медпостов. Там чисто, но очень убого, корпус нуждается в ремонте. Чтобы его сделать качественно, чтобы он работал на пациента — для всего этого там пока нет достаточной экспертизы и компетенции.

Я вообще не люблю, когда что-то делается быстро. Изначально фонд «Вера» был против центра именно из-за количества коек. В любом хосписе их порядка 30, а здесь — 200. Мы же считаем, что необходимо развивать не стационар, а помощь на дому. Она подразумевает, что от учреждения в дом передаётся во временное пользование оборудование по уходу, матрасы, есть круглосуточная горячая линия, по которой пациенты могут связаться, задать вопросы, озвучить страхи, и персонал появится при необходимости. Создать такую систему — наша давняя мечта. И раз уже департамент здравоохранения Москвы создал этот центр, то было бы правильно часть его сил и ресурсов направить на обеспечение работы выездной службы и помощи на дому.

Мы говорили с Леонидом Михайловичем Печатниковым (заммэра Москвы по вопросам социального развития. — Прим. ред.) о том, что фонды «Вера», «ОРБИ», «Старость в радость» и Центр лечебной педагогики готовы помогать с развитием центра. Но у наших НКО тоже есть определённая репутация, которую мы бережём. Потому мы готовы сотрудничать с центром только при условии соблюдения мировых принципов паллиативной помощи. А для этого нужна стопроцентная прозрачность и открытость.

Мы хотим создать попечительский совет, наделённый надзорными правами, что позволит нам контролировать работу центра. У него должно быть круглосуточное посещение, должны быть волонтёры. Обязательно сотрудничество с благотворительными организациями. Должны быть чёткие критерии госпитализации: кого мы кладём и почему мы кладём этого пациента, а не того, и самим пациентам должно быть ясно, почему кого-то в центр, а кого-то в хоспис. Там не должны быть койки заняты ради получения дополнительного бюджетного финансирования, ведь бюджетное финансирование всегда связано с госзаданием: сколько занята каждая койка в году. Важно, чтобы сотрудники центра понимали, что не должно быть в больнице людей, которые нуждаются просто в социальном уходе, не должны там оказываться пациенты с тяжёлыми хроническими заболеваниями. Там должен оказаться только тот пациент, чья болезнь находится в активной завершающей фазе.

Сегодня в Москве работает восемь хосписов, но они принимают только онкологических больных, что неправильно. Центр паллиативной медицинской помощи мог бы сформировать с помощью фонда «Вера» методический и учебный отделы, чтобы изучить, кому не хватает сейчас помощи, как работают паллиативные отделения в других клиниках, какая категория больных менее охвачена. Но для этого прежде всего нужен хорошо обученный персонал. А в России не учат паллиативной помощи нигде. У нас нет врачей-специалистов в этой сфере. Есть только кафедра дополнительного образования в третьем меде.

Нужно звать иностранных специалистов и не стесняться этого. Например, из Израиля — там очень хорошо развита паллиативная помощь, есть русскоязычные врачи, да и политическая конъюнктура позволяет это делать. Лучше всего эта сфера развита в Англии, где она и зародилась. Там, кстати, только 20 % финансирования идут от государства, а остальное — из благотворительных средств. Это нормально, потому что тогда больница не зависит от того, сколько там коек занято, сколько пациент полежал. 

И не надо стесняться того, что какие-то проблемы фонды могут решить лучше, чем государство.