Как петербуржец три года пикетирует с воды «Лахта-центр» Рассказ о жизни на берегу около небоскреба и прямая речь Олега, который обитает на катере под самым высоким зданием Европы

Лахтинская гавань

Евгений и Сергей рыбачат в Лахтинской гавани с 1995 года. «Раньше тут были кучи песка огромные, с шестиэтажный дом. Были кусты, даже можно было собирать грибы», — говорит Евгений. «Тут были гаражи, свалка», — добавляет Сергей. Теперь с валунов, на которых стоят рыбаки, открывается вид на «Лахта-центр», а за спиной у них — четырехзвездочный апарт-отель Lahta Plaza (бронирование номеров — с 1 октября). Футуризм вместо свалки.

На качество рыбалки появление башни не повлияло. Ловят тут леща, судака, щуку, окуня, плотву («А когда не везет, можно поймать ботинок», — шутит Евгений). В этом году рыба ловится хорошо, особенно с утра. «На том мысе, где яхт-клуб (яхтенный порт „Геркулес“. — Прим. ред.), один недавно восьмикилограммового лосося выловил», — Сергей размахивает руками, изображая чудо-рыбу.

Оба «Лахта-центр» одобряют: «Без башни было как-то пусто. Хороший ориентир. Будет маяк города. Побольше бы таких строек. Побольше бы инвестиций сюда. Вот это было бы здорово». Рыбаки рассказывают, что к башне приезжают туристы, много иностранцев — «специально пофоткаться на фоне».

Но в будний летний день тут в основном люди в сине-оранжевой форме — строители «Лахта-центра». Они сидят на берегу, едят на берегу (рядом с башней продают пирожки и дыни), спят на берегу. Пара человек ныряет с полузатопленной баржи. Евгений рассказывает ее историю: «Это двухэтажная штука была. Ее выбросило на камни штормом, когда было большое наводнение. Я маленький был — бегал по каютам. Ну а потом молодежь начала там бухать, отмечать — и подожгли ее. Приехали пожарные, потушили. Потом рабочие все спилили, оставили только бетон. Сейчас молодежь с нее ныряет. Я с нее нырял — прикольно. Там не достать до дна, очень большая глубина».

С баржи открывается вид на катер и странный шатер в виде полусферы на противоположном берегу, под башней. Похожее строение (но намного больше) есть во дворе ведического храма в Южной Лахте — с другой стороны стройки: здесь организовали сферический кинотеатр. «Башня — ориентир, благодаря которому видно, где живут боги», — говорит кришнаит Олег. Что за шатер зарифмовался с их кинотеатром в километре отсюда, в ведическом храме не знают.

— Это частник. На катерах катается. Богатый человек, — говорят рыбаки.

— Это кафе, — говорит один строитель.

— Дорога́ нет! — говорит другой.

Олег и его протест

Дорога слева от «Лахта-центра» на самом деле есть: узкая тропа вдоль строительного забора, окаймленная мусором — в основном пакетами и остатками сим-карт; самый крупногабаритный хлам — ржавеющий катер, невесть кем и когда оставленный под стройкой. Чуть дальше — небольшой пустой пляж с инсталляцией: двумя шестами, между которыми ветер треплет порванную растяжку с надписью о конце света. В паре десятков метров от берега пришвартован самодельный катер с надписью «Колвород Исиды» — на фоне белых лайнеров у «Морского фасада» он выглядит одиноким пиратом. К катеру прикреплен понтон с белой полусферой, тут же — маленькая утлая лодка: получасом ранее мы наблюдали человека, который греб на ней и сразу вычерпывал воду.

Сам человек по имени Олег — загорелый обросший мужчина, похожий на викинга-отшельника — вскоре появляется на понтоне. Выбираться с него не хочет, на листе бумаге он пишет номер телефона, мы созваниваемся и записываем его историю. 

Олег

«Я представляю природное движение. У меня пикет в моем единственном лице. Видите, два флага — „Конец света еще ближе“. Противогаз на крыльце. Название лодки „Коловорот Исиды“. Противостою своей магией этому железобетонному нашествию. Ну, конечно, я против „Лахта-центра“. Видите, березки стоят? А за березками когда-то стоял дом жилой. В этом доме я жил.

Конечно, они напрягают. Они на своем стоят, я на своем стою. Меня тут уже три года критикуют, пытаются сдвинуть, сковырнуть. Я всячески упираюсь. Но один в поле не воин. Чувствую, все равно они меня уберут отсюда. Я ничего не нарушаю: по Гражданскому кодексу я могу в любом месте на дрейф становиться. Но у них территория „Газпрома“, они диктуют свои порядки.

Сейчас я по-голландски живу. На яхте живу, квартиру сдаю тем, у кого есть работа. У русских не у всех есть работа, зато обеспечены работой гости с юга. Вот они снимают у меня жилье. Со строителями „Лахта-центра“ не общаюсь, зачем они мне нужны. У них своя эпопея: они на Марс собрались, может быть, переселяться. Вавилонскую башню сейчас построят, с нее и прыгнут на Марс.  Мне приходилось работать в этом столпотворении на стройке небоскреба в августе-сентябре прошлого года, я знаю, как там все устроено.

Вообще у меня любое каменное строительство вызывает негатив. Лучше бы в шатрах жили, мигрировали в пределах границы своего биологического соответствия. Построили каменный дом и, как в тюрьме, живут в нем всю жизнь. Это неправильная эволюция.

Все, что есть на катере, — продукция „Лахта-центра“. Это вторсырье. Все, что ветром, ураганом сносило с „Лахты“, я собрал вдоль берега. Верите, нет? Всякие технопласты, пеноплексы, баннеры, трубы железные. Шатер вот я сам построил.

С ведическим храмом в Южной Лахте мы похожи не только шатрами: я тоже вегетарианец. Но я вегетарианец-сыроед. Не жарю, не парю — так ем. Крупу размачиваю, орехи.

Катер утепленный. А печку я не топлю. У меня на трубе, если заметили, парик из белых волос, олицетворяющий биологический вид северного человека. Катер не должен отапливаться: он же не негр, чтобы поддерживать вот эту температуру негритянскую весь год. Люди на Эвересте ночуют в минус 50, а я ночевал на Камчатке при минус 40 под двумя одеялами — нормально. А здесь одного одеяла хватает ватного. Залез, чуть-чуть подрожал — согрелся. По зиме я тут ныряю в прорубь.

Браконьерство наблюдаю. В этом году уже не ставят сетей — не рискуют, а первый-второй год ставили. Сейчас рыба на нерест идет, мужики ловят на удочку — хотя я и против этого, но не могу запретить. А сети браконьерские — я их не понимаю.

Плюс я еще волонтер, инспектор Всероссийского общества спасения на водах. Официально я имею право спасать, хотя это не спасательная станция. Напротив, там, на барже детеныши купаются, купаются пьяные, я реально здесь уже несколько человек в начале мая спас. Жара звезданула конкретная, а вода-то холоднючая — все, их судорога свела, они там орать, не могут плыть. Один уже начал тонуть.

Здесь-то можно купаться: ключи бьют, вода чистая — не то что в Неве, в порту. Здесь бобры водятся, много кто живет — которых еще не поели мясоеды.

Вот, золотая рыбка выскочила.

К своим убеждения я пришел логически. Пифагорейская школа, школа Платона. В „Исходе“ (вторая книга Пятикнижия (Торы), Ветхого Завета и всей Библии. — Прим. ред.) написано: кожу нельзя носить по библейским убеждениям. Хотя в Библии полно противоречий.

Недавно на понтоне прошла вечеринка.  Ребята взяли, собрались. Кто-то из них мой знакомый, кто-то — не очень. Но в вечеринке я сам не участвовал: я на веслах двигаюсь, я против двигателя, против огня. Я пришел разочек на веслах, попытался рассказать, но не разумеют они: им трупы жареные нужны.

Ну ладно, приятно было с вами пообщаться».