«У меня шизофрения, и я живу нормальной жизнью»

Детство и предпосылки

Легкий флер ********* [странности] от меня с детства. Я всегда была немножко интровертом — не видела надобности в общении с людьми. Мне было интересно с собой: я закрывалась в комнате и играла. Я не боялась людей, скорее, не принимала их — мне на них все равно. Вот живут в мире мухи — пусть живут. Так же и люди.

Но родители заставляли меня общаться с людьми, потому что не общаться — ненормально. В компаниях меня, конечно, не принимали, да я и сама была не рада общаться. Уже тогда общение с людьми меня сильно выматывало физически. Также в школе у меня начался бред отношения — так называется расстройство при шизофрении. Мне казалось, что все против меня, что у людей заговор. Кто-то на меня не так посмотрел — все, я думаю, что он хочет мне зла. Эта мысль — как червь, который появляется в голове и постоянно щекочет мозг. Отвлечься от него никак нельзя.

Потом началась школа, которая и нормального человека может сломать, что уж говорить о ребенке с предпосылками. До сих пор вспоминаю то время как страшный сон. Меня буллили, причем не одноклассники, а учителя и родители сверстников. Следующий стресс — тяжелый развод родителей, из-за которого я перестала общаться с дедушкой. Он был для меня важным человеком. Вскоре он умер.

С 16 лет я восемь лет находилась в абьюзивных отношениях. Из-за них я не могла нормально воспринимать свое тело, не понимала, красивый я человек или нет, смешная или нет, умная или нет. Всегда чувствовала, что делаю недостаточно. Человек манипулировал мной, но, возможно, я чувствовала себя полноценно оттого, что рядом находился мужчина, и продолжала так жить по привычке.

В 2018 году моя любимая собака убежала с дачного участка. Я семь недель ищу её: расклеиваю по всей Новой Москве объявления, настраиваю таргетированную рекламу на людей, которые там находятся, разбрасываю свои вещи по Подольску, чтобы она учуяла запах. Поиск был огромным стрессом для меня — тогда у меня впервые начались слуховые галлюцинации. Мне казалось, я слышу её скуление на улицах. Выхожу — её нет. Думала, что просто устала.

Спустя полтора месяца мы нашли ее, и у меня случился эндорфиновый всплеск. Я взяла 100 проектов по работе, наконец бросила парня и через какое-то время нашла нового, который, правда, потом оказался еще большим абьюзером и нарциссом. Потом я уехала в Барселону, приехала, и через месяц мы расстались. Оказалось, он нашел новую девушку, но до Испании я успела устроить его к себе на работу. Мы расстались неэкологично, и на работе он продолжил моральный абьюз: например, ставил под сомнение мои профессиональные навыки. И тут меня конкретно накрыло на тему, что все против меня.

Из-за этого я стала нелюдимой. Думала, что моя лучшая подруга общается с моим бывшим у меня за спиной — короче, все крутилось вокруг него. А родители просто всегда против меня с детства. Бывало, я сижу в кафе и думаю: «У этого человека татуировка, у моего бывшего тоже, поэтому, возможно, они знакомы и этот парень плохо про меня думает». Сейчас я могу отстраниться и говорить об этом с юмором, а тогда воспринимала все всерьез.

Вскоре начались нехорошие состояния: постоянно звенело в ушах и ощущение будто в тумане — как у контуженных. Произойти это могло из-за сильного стресса, но для меня любой стресс был сильным. Например, допустила ошибку в посте или снова бывший парень прошел мимо.

Голоса в голове

Спустя месяцев пять появился голос в голове. Сначала кажется, что он твой, но он говорит не то, что тебе нравится. Ты не соглашаешься с ним, и вы спорите. Насчет чего угодно, даже формата публикации в инстаграме. Он говорит тебе: «Ты не так оделась, что ты нацепила сегодня?» А я смотрю: «Да нет, вроде нормальная я». Такой голос называется голосом оценивающего типа — он все ставит под сомнение. Визуальных галлюцинаций у меня никогда не было, монстров я не видела. Только слышала голоса, импульсы, шумы.

Болезнь крепчала, и голос говорил, что все мое окружение на работе настроено против меня: «А если все против тебя, то, может, дело в тебе? Давай-ка шею себе порежем или повесимся? Тебе самой будет лучше. Зачем нам эта тусовка, если она нам не нравится, а мы не нравимся им?» Голос детский, но точно не мой, какой-то маленькой злой девочки.

Мои галлюцинации делятся на оценивающие и императивные, то есть приказывающие. В духе: «Ты должна сделать так-то. Ты сейчас пойдешь и убьешь себя. Разрежь себе горло — тебе станет легче». В такие моменты мне тяжело, трудно дышать, и я стараюсь не оставаться одна. Спасти меня могут только люди. Когда голос приказывал разрезать горло, я сказала об этом начальнице — мы пошли в переговорку и спокойно поговорили. Она мне помогла. На нынешней работе все знают про мой диагноз. Я рассказала на собеседовании — мне нечего терять или стыдиться. Меня спросили, мешает ли заболевание работать. Если нет, то все в порядке.

В голове бывает два голоса: один — взрослой женщины, оценивающего типа. Она обычно помогает и советует сходить к психиатру. А голос маленькой девочки говорит: нет. Диалоги о рыбалке в голове ничем не остановить. Голоса могут спорить между собой, причем я понимаю, что это не я, что они чуждые мне. Просто я не имею слова в их диалоге. Однажды голос начал читать мне наизусть Достоевского, «Униженных и оскорбленных». Я читала эту книгу, но дословно, конечно, не помню.

Как только появились голоса, я пошла к психотерапевту, которая диагностировала биполярное расстройство, прописала антидепрессанты и суперлегкий нейролептик. От лекарств ничего не изменилось, а когда пошло ухудшение, она отправила к психиатру. Я подумала: «О, Карина, всю жизнь тебя называли ******** [странной], и вот приехали».

Мой первый психиатр, старая женщина, которой я была совсем не интересна, работала по принципу «я тебе — лекарство, ты мне — деньги». Курс был тяжелым: антидепрессанты, два вида нейролептиков, транквилизаторы, бустер нейролептиков — мне постоянно хотелось спать. Во время вхождения в курс у меня даже случилась паническая атака. Потому что тебя всегда тошнит, сухость во рту, ты не понимаешь, что происходит с твоим телом, и тебе страшно. При этом голос в голове ушел.

Потом психиатр обронила фразу: «Вот родишь — и пройдет твое заболевание». Я сразу поняла, что нужно уходить. В целом я никогда не ходила к бесплатным врачам, потому что боюсь попадания в ПНД. Но и эта женщина в выписке мне написала не «параноидная шизофрения», а «эндогенное заболевание». «Девочка, ты себе всю жизнь хочешь испортить? У тебя не так все плохо, ты сможешь работать, возможно, заведешь детей», — сказала она.

При этом меня уволили с прошлой работы из-за диагноза. Моя руководительница училась со мной в одном институте, и, как я считала, у нас были хорошие отношения. Но после того, как я ей рассказала про шизофрению, меня через две недели уволили, потому что я могу быть опасна для коллектива. Я была в шоке — я же хорошо работаю!

Хотя в то время мне было тяжело из-за таблеток. Как будто их суть не в том, чтобы вылечить, а в том, чтобы ты себя настолько херово чувствовал, что думал только о том, как бы не упасть в обморок. Естественно, я стала очень тихой. А так как мне казалось, что меня все ненавидят, я боялась любого вопроса. А если мне давали фидбэк о работе, могла агрессивно защищаться.