Я — ипохондрик Человек, много лет страдающий ипохондрией, рассказал The Village о страхе перед смертельными заболеваниями и борьбе с ним

Что было дальше

То лето прошло для меня относительно спокойно, если не считать того, что я регулярно осматривала своё горло в зеркале. Время от времени, когда я была дома одна, мне становилось тяжело дышать. Тогда я звонила маме, которая всеми силами старалась меня успокоить. В какой-то момент стало казаться, что ком в горле стоит постоянно — было сложно глотать и дышать, но желание постучаться к соседям — свидетелям Иеговы напрочь отпало. Это непреходящее ощущение отправило меня в первое длинное путешествие по врачебным кабинетам. Хирург, невропатолог, дважды лор, который осматривал моё горло не менее пристально, чем я сама. В конце концов один из врачей отправил меня к гастроэнтерологу: он сказал, что ощущение комка в горле может быть связано с проблемами с желудком. После мучительной гастроскопии мне выписали горсть таблеток — как оказалось, бурные студенческие вечеринки не прошли даром. Несколько месяцев после этого приступы меня не беспокоили, и казалось, что причина неприятных ощущений наконец найдена.

К осени жизнь наладилась: я провела две недели на море и переехала в квартиру ближе к центру, диплом был позади, я меньше работала и больше каталась на велосипеде. Но однажды приступы удушья вернулись: чаще всего они происходили в людных местах (метро и торговых центрах), но случались и дома, когда я была одна. В какой-то момент я поняла, что при определённом ходе мысли приступов удаётся избежать. Например, часто я думала: если со мной что-то случится в людном месте, шансы, что меня спасут, выше, а значит, на людях я в безопасности. Однако дома, понятное дело, найдут уже бездыханное тело. Как ни странно, эти мрачные мысли помогали не впадать в панику моментально.

Однажды я рассказала о своём состоянии другу. Обычно ответом на мой рассказ были весьма стандартные слова сочувствия и поддержки, но Лёша воспринял его с неожиданным пониманием. Оказалось, пару лет назад он пережил нечто похожее. Первый приступ произошёл в командировке за границей: он почувствовал себя так плохо, что обратился ко врачу со словами «It seems I’m dying». Расспросив о симптомах, милая женщина в белом халате дала ему леденцы от кашля, чем разрушила представление о превосходстве европейской медицины над отечественной. В Москве Лёше довольно быстро объяснили, что с ним. Страх, тревога, навязчивые мысли о болезнях, сильное сердцебиение, дыхательные расстройства — всё это симптомы тревожного невроза. Обычно к нему приводит перенапряжение и стресс. По всей видимости, это и был мой случай.

С моим другом по несчастью мы вели довольно долгую переписку в Google Talk. Некоторые его слова я даже скопировала из чата, распечатала и носила с собой — кажется, тот смятый и изрядно потёртый лист формата А4 пролежал в моём кармане целый год. «То, что с тобой творится, — это не нечто страшное и непонятное. Это конкретное расстройство, которое даже в самом тяжёлом виде не приводит к чудовищным последствиям. Всё это описано и изучено, и это пройдёт. Просто нет случая в медицине, когда бы это не проходило, — писал мне Лёша. — Кроме того, так называемое тревожное расстройство не имеет никакого отношения к психическим заболеваниям. То есть ты, возможно, будешь лезть на стенку от паники, но это не грозит потерей личности, это не начало шизофрении. Это просто идиотское поведение твоего организма, которое не имеет никакого отношения к тебе. Ты должна к этому относиться как к очень неприятному, но внешнему фактору». Самодеятельной психотерапии в чате и смятой бумажки в кармане той осенью мне хватило: ощущение удушья появлялось всё реже, и я научилась его контролировать. 

Однажды я посетила за день двух терапевтов: с утра потому, что почувствовала слабость, а вечером потому, что у меня заболел живот, — как мне показалось, от слишком сильных витаминов, которые мне выписали с утра

Как всё вернулось

Тревожность снова стала беспокоить меня три года спустя. Помню, как начала читать историю жены журналиста Романа Супера, которая заболела раком, и не смогла закончить — стало страшно. Раньше эта болезнь казалась мне далёкой, она случалась с какими-то незнакомыми людьми из другой жизни. А тут вот оно, страшное, рядом. Помню, в этой истории больше всего меня задело то, что врачи не смогли сразу поставить диагноз: Юля начала кашлять и нащупала маленькую шишку над левой ключицей, ей выписали антибиотики, но они не помогали. И только один врач оказался дотошным и решил исключить рак. «Значит, если со мной что-то случится, мне ещё и не сразу смогут поставить диагноз?» — с ужасом думала я.

Через несколько месяцев я почувствовала себя плохо и пошла к нашему офисному врачу за таблеткой. Стандартная процедура: мне измерили температуру, и электронный градусник показал 35. Померили ещё раз — без изменений. Раньше, когда я начинала чувствовать себя плохо и измеряла температуру, она часто была ниже 36. Но меня это не беспокоило — списывала всё на плохой иммунитет. Вроде как организм не повышает температуру, потому что не борется. На этот раз я немного заволновалась и написала об этом в Facebook. Комментарии только подогрели мою паранойю: добрые друзья-знакомые писали, что низкая температура может быть признаком серьёзных заболеваний и что мне нужно срочно вызвать скорую, а то станет поздно. И правда, что может быть лучше, чем напугать ипохондрика быстрой неминуемой кончиной? Обычный ртутный градусник дома тоже показал 35, поэтому я действительно позвонила в скорую.

На этот раз ко мне приехали весёлые мужчины в синих костюмах. Я нервно улыбалась, немного стесняясь того, что отвлекла их от, возможно, более серьёзных случаев. Снова измерили температуру, уже градусниками из скорой — 36. Врачи посмеялись, сказали, что я буду жить, и списали всё на неполадки приборов. На следующий день тревожность никуда не пропала, и я решила сходить к терапевту. В то время у меня была рабочая страховка в сети платных медицинских клиник. Идеальные условия для ипохондрика: можно ходить по врачам столько, сколько найдётся свободного времени.

В конце дня меня приняла женщина средних лет — как мне показалось, не слишком заинтересованная в решении моей проблемы. Измерили температуру электронным градусником — 35. Врач немного озадачилась и, кажется, отвлеклась от своих планов на вечер. Градусник переставили под другую руку — 35. После этого терапевт решила, что нужно использовать два измерителя одновременно — результат был неизменным. Затем она достала обычный ртутный градусник, но и он показал то же самое. После этого врач сделала худшее, что можно было сделать для человека с тревожным расстройством: со словами «Даже не знаю, что с вами не так» она назначила мне с десяток анализов и новых обследований. Оставалось около двух недель до моего долгого отпуска на другом континенте, и я в ужасе отправилась в очередное путешествие по врачебным кабинетам.

Каждый день я ходила на приём к тому или иному врачу. Однажды я посетила за день двух терапевтов: с утра потому, что почувствовала слабость, а вечером потому, что у меня заболел живот, — как мне показалось, от слишком сильных витаминов, которые мне выписали с утра. Помню удивлённый взгляд доктора, который увидел в электронной системе, что это мой второй визит за несколько часов. К счастью, с результатами всех обследований я попала уже к другому специалисту — спокойной несимпатичной девушке лет 30-ти. Тогда мне показалось, что именно такие врачи внушают доверие: возникает ощущение, что тебя осматривает лучшая студентка курса из мединститута. Она удивилась интенсивности моего общения со всем медицинским сообществом клиники и сказала, что пониженная температура — это вариант нормы. «Некоторые даже считают, что люди с такой особенностью дольше живут — они лучше сохраняются», — успокоила меня врач.

Спокойная жизнь продлилась недолго — ровно до того момента, пока я не посмотрела эпизод сериала Girls, в котором героиня Ханна обсуждает с гинекологом тест на ВИЧ. «Боже, я же никогда его не сдавала», — с ужасом подумала я. Мысль о том, что я могу быть больна, преследовала меня. Я тут же вычитала туманные симптомы этого страшного заболевания в интернете, начала вспоминать, что довольно часто болею, у меня и слабость бывает, и вот ещё и температура пониженная, всё сходится! Буквально через два дня я пошла сдавать кровь. Встала пораньше, чтобы успеть зайти перед работой в ближайшую лабораторию. Помню, как по спине побежал холодок, когда я увидела документ о том, что в случае положительного результата ВИЧ-инфицированного ставят на учёт — уже нельзя будет остаться один на один со своей болезнью, придётся иметь дело с государством.

О чём я только не думала, пока ждала результатов: дни мои сочтены, нормальной жизни теперь не будет, какая безответственность; наверное, я и парня своего заразила, я уже никогда не смогу родить ребёнка. Дровишек в костёр моей паранойи подбросила знакомая, которая рассказала про своего ВИЧ-позитивного друга: он почти случайно сдал тест из-за увеличенных лимфоузлов, а теперь регулярно ездит в центр СПИДа за лекарствами. Страшное опять оказалось рядом. Письмо с результатами анализов я открывала дрожащими руками. Результат был отрицательным.

К этому моменту в перерывах между приступами страха заболеть я всегда с юмором признавала: я — ипохондрик. С одной из подруг мы часто шутили на эту тему: каждый раз, когда она мне звонила, я была или на пути ко врачу, или у врача, или возвращалась из поликлиники, или планировала очередной визит туда, поэтому мы никак не могли встретиться. Помню, до абсурда. Однажды я ехала на самокате, упала и повредила руку. Поехала в больницу, где меня осмотрели и установили, что перелома нет. Однако я заработала ссадину, и на всякий случай мне сделали укол от столбняка. Вечером мы с коллегами решили выпить пива. После нескольких глотков я начала думать: а вдруг пиво несовместимо с препаратом, который мне вкололи? А вдруг у меня сейчас будет анафилактический шок? Тут же начало казаться, что мне трудно дышать, но, к счастью, к тому моменту я уже научилась справляться с этим ощущением. Тем не менее я позвонила маме-медику, чтобы узнать, противопоказан ли алкоголь после прививки от столбняка. Параллельно начала гуглить и наткнулась на сайт про прививки: одна его посетительница рассказывала, как её ребёнка укусила собака, и, чтобы понять, бешеная она или нет, женщина взяла животное к себе домой. «Ну хоть до такого абсурда пока не дошло», — подумала я. Все эти мысли проносились в голове, пока коллеги весело пили пиво. Я нервно рассказала им смешную историю про бешеную собаку и поделилась своими тревогами, отставив пиво в сторону. Один из них с хохотом сказал: «Да нет у тебя столбняка! Я ещё понимаю, если бы ты упала с самоката прямо на шприц в Люберцах, но ведь этого не произошло!»

Думая о том, что я стремительно двигаюсь к состоянию человека, который может привести потенциально бешеную собаку домой, я наконец позвонила психологу. К тому моменту у меня не было частых приступов паники, я не чувствовала, что задыхаюсь в метро или торговых центрах, и больше не вызывала скорую помощь без повода. Но видеться с врачами чаще, чем с друзьями, было неприятно. А периодически искать у себя симптомы смертельных заболеваний — страшно. Я понимала, что есть проблема и её надо решить.

О лечении

Чтобы более-менее прийти в себя, хватило пары консультаций у психолога. В процессе разговора мы пришли к выводу, что мне не хватает внимания и, всякий раз обращаясь ко врачу, я подсознательно его ищу. Не знаю, насколько правильно этот вывод отражает ситуацию, но после осознания этого факта мне полегчало. Всё как будто встало на свои места: есть проблема, и есть причина этой проблемы, осознать её — очень важно. Не могу сказать, что мне удалось избавиться от ипохондрии. Скорее всего, терапии было недостаточно и к ней ещё придётся вернуться. Страх заболеть чем-то страшным и неизлечимым иногда преследует меня и сейчас, хотя это уже не паника. Я не бегаю по врачам столь же активно, могу себя контролировать и, главное, осознаю проблему.  

Характерный пример: по совету подруги я начала читать роман, у главного героя которого диагностируют меланому, при этом в книге подробно описываются симптомы болезни. Я начала осматривать свои родинки — кажется, с ними что-то не так! Провожу бессонную ночь. Делюсь мыслями с другом Лёшей: «Почему у героя не обнаружили рак простаты? Тогда я спала бы спокойно!» В ответ Лёша рассказывает, как однажды нашёл у себя на руке какое-то пятнышко и тут же вспомнил, что при некоторых видах рака на теле постоянно появляются новые родинки. Его подруга-врач посоветовала обвести родинки маркером и понаблюдать, не увеличиваются ли они в размерах. Таким образом она хотела наглядно показать, что всё в порядке, но его первая мысль была такой: «Чёрт, значит, всё серьёзно, это точно рак!» Близкие до сих пор говорят Лёше: «Если вдруг заболела голова, обведи маркером, посмотри, не увеличивается ли в размерах». 

Видеться с врачами чаще, чем с друзьями, было неприятно. А периодически искать у себя симптомы смертельных заболеваний — страшно

Как лечить 

Обычный терапевт вполне способен понять, что перед ним ипохондрик, а не человек, который заболел. Врачи не первый день сидят на приёме, многих своих ипохондриков они знают в лицо, потому что такие люди становятся навязчивыми клиентами. Они регулярно приходят и отрывают врачей от дела, ходят в поликлинику как на работу и требуют новых и новых исследований. При этом, если терапевт посоветует навязчивому пациенту сходить к психологу, тот обидится. У нас нет культуры и сложившейся традиции обращения к психотерапевтам. В результате врач не хочет или не может никуда послать такого больного, а самому пациенту кажется, что его считают психически нездоровым.

Борьба с ипохондрией — в первую очередь прерогатива психотерапии. Работа с психотерапевтом помогает осознать ошибочность придирок к своему здоровью и, самое главное, установить источник внутреннего напряжения. Ведь тревожные мысли — продукт затяжных внутренних конфликтов. В некоторых далеко зашедших случаях может потребоваться медикаментозное лечение. Если человек с трудом разбирается в себе и не способен логически мыслить, врач может назначить антидепрессанты с противотревожным эффектом или даже транквилизаторы. Стоит ли использовать медикаменты или можно обойтись без них, определит совокупность факторов: тщательно собранный анамнез, клиническая картина и тяжесть состояния пациента.

При лечении важна мотивация человека: многие, с одной стороны, страдают от своего расстройства, а с другой — не придают ему достаточного значения, что превращается в хроническую проблему. На терапию обычно уходит несколько месяцев, хотя каждый случай индивидуален. Если клубок проблем слишком большой и за ним стоит хроническое расстройство личности, лечение может занять не один год.

Ипохондрия — нередкое расстройство в нашем обществе, и часто к психотерапевтам обращаются не напрямую из-за неё. О тревожности населения можно судить по быстрому отклику: люди быстро реагируют на тот или иной случай, который транслируют масс-медиа. Сказали о такой-то эпидемии со смертельным исходом, и мы видим, как много людей беспокоятся из-за этого. Высокий процент населения вовлечён в покупку ненужных лекарств и самостоятельное назначение себе лечения: например, многие заранее скупают лекарства от свиного гриппа, некоторые принимали дорогой и небезобидный «Тамифлю» ещё до появления хоть каких-то объективных признаков заболевания. Произошёл скандал с мельдонием: тут же повысились продажи этого препарата. Люди не понимают, зачем он нужен, но раз он на слуху, на всякий случай покупают. Это тоже форма ипохондрии: человек пытается помочь своему организму, даже не задумываясь, нужно ему это или нет.

Такая невротизация обычно отражает уровень скрытой тревоги. В состоянии неопределённости у человека включается стадный инстинкт: всем нехорошо, и я тоже чувствую себя неважно, все побежали, и я побежал (например, скупать маски или лекарства). Канцерофобия — тоже пример ипохондрического синдрома. Человек узнаёт, что у кого-то рак, и непроизвольно примеряет этот диагноз на себя. Он начинает подозревать, обдумывать, моделировать без каких-либо медицинских поводов. Чуткие люди, которые уже имеют повышенную фоновую тревожность, часто реагируют на проблемы проявлением ипохондрии.  

Ожидание неприятностей со здоровьем нередко приводит к эффекту «самосбывающегося пророчества». Когда сам себе предсказал и сам же невольно оправдал предсказание. Например, ожидание, что сейчас случится какая-то серьёзная проблема с сердцем, вызывает тревогу, а она — через реакцию автономной нервной и гуморальной систем — может запустить учащённое сердцебиение и резкую реакцию сосудов вплоть до так называемого симпато-адреналового криза. Человеку кажется, что телесные симптомы подкрепляют его предубеждения, и он думает: «Я как в воду глядел», «Не зря боялся». Поэтому важно не запускать такое состояние, не доводить его до хронической и неуправляемой вредной привычки. Для решения подобных проблем у современной психотерапии есть надёжные и качественные методы, научно обоснованные и проверенные практикой алгоритмы работы с собой и своими внутренними психологическими проблемами.