СПб.: Издательство Ивана Лимбаха,
2014

 

Ночью в одном из кабаков чилийского городка Пампа-Уньон пьяные шахтёры затевают спор — кто вспомнит больше названий женского интимного места. Шахтёры веселы и только утром подняли неплохие деньги на скачках — к утру, очевидно, не останется ни копейки. Остановившись на тринадцати именах женских прелестей, они обещают каждому, кто назовёт ещё, бутылку английского коньяка. И пёстрая компания городских музыкантов пьёт всю ночь за «пачку», «абрикос» и «обжорку» — успевая вовремя смыться, прежде чем начнётся заваруха. А в следующем шалмане всё начинается по новой.

Роман чилийского писателя Эрнана Риверы Летельера почти целиком состоит из таких сцен — здесь много выпивки, секса и разухабистых разговоров вокруг того и другого. Ничего исключительного и нового при этом в приведённой выше сцене нет. Мы всё это уже видели тысячу раз у кумиров детства — то ли читали где-то у Маркеса, то ли смотрели у Кустурицы. Это всё тексты, только что подросшие из карнавального скоморошества. Рассказывая историю места или даже страны, писатель делает здесь главным героем не нацию, не государство, а народ в самом пушкинском понимании этого слова. Контрабандисты против карабинеров, политически подкованный цирюльник против объявившего «охоту на ведьм» президента страны, проститутки в борделях, укуренные опиумом китайцы, одна очень возвышенная пианистка и целая банда жестоко и весело пьющего оркестра против унылого полусуществования под пятой жадных капиталистов. Это роман бунта, и бунта народного. Поэтому, что бы ни попало в текст, оно обрастает мифологией, словно в волшебной сказке. И пусть «Фата-моргана любви с оркестром» — роман достаточно современный, в Чили он вышел в 1998 году, — корни его торчат наружу, и искать их стоит в латиноамериканской классике. Чего не скрывает и сам автор, один из самых значительных чилийских писателей, говоря, что мечтает в своих книгах совместить «магию Хуана Рульфо, чудеса Габриэля Гарсиа Маркеса, игры Кортасара, совершенство Карлоса Фуэнтеса и ум Борхеса».

 

Здесь веселье не знает предела,
как в московской клубной жизни нулевых, а привлекательнее безудержного пьянства может здесь быть только не знающий
запретов секс