Певица Dequine — о своем первом альбоме, поиске идентичности в Москве, политике и харассменте Свежее лицо на поп-сцене — из Казахстана

Данеля Садыкова не боится ничего. Двадцатилетняя певица из Алма-Аты (она пишет музыку как Dequine) украдкой записывала тексты для своего первого альбома за углом школы — казахско-турецкого лицея со строжайшими правилами — в запрещенный там телефон, рискуя быть наказанной.

«Меня отчитывали за фотографии с косметикой, короткой юбкой или даже за видео, где я пою, — рассказывает Садыкова The Village. — Да, к моменту окончания школы мои одноклассницы получили 125 баллов на ЕГЭ. Зато я выпустили свой первый EP, который набрал миллион прослушиваний».

Она не боялась выпустить песню по следам двухмесячных протестов накануне выборов в Казахстане (по иронии, ее первым хитом, вышедшим за пределы родной страны, стала песня со словами: «Преклоняюсь на колени, обращаюсь к небесам — сохрани моего президента ближе к облакам»). Не боялась рассказать о домогательствах к ней. Испугалась только один раз — когда выходила на сцену на своем первом концерте в «16 тонн».

«Я тогда сомневалась: „Какой, блин, концерт в Москве. Меня же слушают только казахи“. Готовилась я к худшему — думала, будет человек 20, и никто не будет знать мою музыку. Я выхожу на сцену с бокалом шампанского и вижу забитый зал».

Осталось не испугаться в последний раз и переехать в Москву. С этим проблем не возникло.

Теперь она выпускает свой первый альбом «Labum» сразу на лейбле Warner (но анонсируя его мемами — вы такое часто видели?) и, видимо, готовится к прорыву. The Village поговорил с Данелей Садыковой о новом альбоме, домашнем насилии и знакомстве с Хаски.

«Яндекс.Музыка»

«Нас приучали к достаточно патриархальному видению мира»

В 13 лет я переехала от своей семьи в Алма-Ату и поступила в казахско-турецкий лицей, где учились только девочки. Это очень закрытая экосистема, где нас приучали не только получать хорошие оценки, но и воспитывали — например, запрещали общаться с мальчиками. Очень не поощрялось какое-либо нестандартное поведение. Любые сторонние дела и вовсе наказывались. Нас приучали к достаточно патриархальному видению мира. Девочки обязаны быть кроткими, тихими и не должны сильно выделяться.

У меня не было возможности заниматься музыкой, ходить на вокал — большую часть времени я находилась в лицее. Даже в свободное время администрация школы не отпускала меня на уроки вокала, так что на это время мне пришлось попрощаться с музыкой.

Началось все только в старшей школе. С понедельника по субботу у меня вообще меня не было телефона — они были запрещены. В воскресенье нам разрешали поехать домой, и первое, что я там делала, — записывала каверы и выкладывала их в инстаграм. Это было огромной отдушиной. Сейчас я понимаю, что рамки, в которые меня пытались загнать, лишь помогали моему творчеству — это лишь усиливало мое стремление. Всю душу и силы я вкладывала в один единственный день, это помогало отойти от будничности.

В 11-м классе, когда все готовились к экзаменам, мне пришла идея написать мини-альбом. Помню, как на переменах я пряталась в углу школы с телефоном (иначе бы телефон забрали) и втихую писала тексты для своих будущих песен.

Бывало, меня вызывали к директору. Отчитывали за фотографии с косметикой, короткой юбкой или даже за видео, где я пою. К моменту окончания школы мои одноклассницы получили 125 баллов на ЕГЭ. Зато я выпустили свой первый EP из пяти песен, который потом набрал миллион прослушиваний.

В школе я проводила очень много времени наедине с собой. Это было моим выбором, нежели необратимостью — какое бы слово подобрать? Я была тем самым ребенком, который на обеде сидит отдельно.

Когда я выпустилась, все не так уж сильно изменилось. Вокруг меня была какая-то музыкальная тусовка, в ней существовали разные мнения насчет моей музыки. Но я никогда не чувствовала близкой причастности к этой тусовке. Мне всегда казалось, что я только начала. Что делаю все в некоем отшельничестве. Так что музыкальная среда в Алма-Ате не особо на меня повлияла.