Текст

лиза биргер

 

Орхан Памук. «Мои странные мысли»

СПб.: «Азбука-классика»

Уже не последний (пока в России переводили «Мои странные мысли», в Турции уже вышла новая книга Памука, «Рыжеволосая женщина»), но точно самый стамбульский роман Памука, которого многие любят именно за Стамбул — город воспоминаний, давно ушедшей Перы и Чукурджумы с её музеем невинности. В «Моих странных мыслях» Памук довольно неожиданно меняет главного героя. Теперь это уже не аристократ, не интеллектуал и представитель вчерашней турецкой элиты, а самый простой житель Стамбула, уличный разносчик. Если верить Шерлоку Холмсу, именно такие почти невидимые труженики становятся обычно идеальными убийцами. В случае Турции практически это и произошло: с приходом к власти происламистов эта беднота из Центральной Анатолии стала главными людьми. Все они сегодня разбогатели, поселились в новеньких квартирах и позабыли уличное прошлое. Кроме героя этой книги Мевлюта, который до последних её страниц развозит по улицам свежую бозу (в переводе она буза, но это в переводе) и как бы выстраивает связь между прошлым и настоящим. Можно ли понять всю эту подоплёку в придуманной Памуком семейной саге, не зная турецких реалий? Конечно же, ведь на самом деле это книга о том, что город всё ещё принадлежит его жителям.

   

Грегори Дэвид Робертс. «Тень горы»

М.: «Азбука-классика»

Продолжение «Шантарама» — очень большой книги о приключениях в Индии героя, одновременно похожего на Джеймса Бонда и Хантера Томпсона. Фишка «Шантарама» (даже само название звучит как название парка аттракционов) в том, что он даёт читателю ровно то, о чём тот мечтает, в идеальных пропорциях: любовь, мафия, погони, наркотики, экзотика, друзья, которые стоят до конца, демонстрация стойкости и силы духа. Но, будучи современной реинкарнацией чтива, Грегори Дэвид Робертс не становится постмодернистом — он заставляет нас относиться к себе со страшной серьёзностью. И вместе с красавицами и погонями мы вынуждены глотать сентенции вроде «сердце просто не в силах отрешиться от надежды, ибо сердце не в силах лгать». В новой книге этого даже больше, чем в первой — похоже, автор твёрдо вознамерился вести нас по пути добра. Но то, что он накатал 800 страниц с той же страстью, теми же героями и практически тем же набором событий — это, конечно, тоже своего рода достижение. 

   

Ася Казанцева. «В интернете кто-то неправ»

М.: Corpus

Прошедшей зимой трудно было не заметить книгу научного журналиста Аси Казанцевой — о ней (и с ней, то есть с Асей) говорили все кому не лень. Популярность её весьма объяснима: мы вступили в век интернета обществом незрелым, не избавившись от народных страхов и представлений. Вокруг нас обязательно есть кто-то, кто верит, что от прививок развивается аутизм, от фильма по телевизору можно сделаться геем, гомеопатия полезнее традиционной медицины, а страшные ГМО прежде времени сведут нас в могилу. Казанцева называет все эти темы холиварами. Правильнее бы было, наверное, назвать всё, что она опровергает, просто глупостями. Тут важно не поддаваться чувству, которое Казанцева называет «чувством когнитивной лёгкости» — когда мы верим во что-то просто потому, что верить в это удобно. И книга Аси Казанцевой — не про то, что от ГМО мы на самом деле не умрём, а от гомеопатии не вылечимся. Она прежде всего даёт урок критического мышления — необходимый для каждого, кто хоть иногда выходит в интернет или просто включает телевизор. Подарите эту книгу вашим бабушкам, когда придёт второй тираж!

   

Памела Трэверс. «Московская экскурсия»

СПб.: Издательство Ивана Лимбаха

В 1932 году Памела Трэверс, ещё не автор «Мэри Поппинс», посетила Советский Союз. Как и многие её современники, в Россию она поехала как в землю обетованную, за прививкой коммунизма против зарождающегося в Европе фашизма. Но в отличие от многих других, она сумела только убедиться, что «государство, где лев мирно лежит подле ягнёнка, а кулак — бок о бок с пролетарием, существует лишь на бумаге». В своих письмах она достаточно трезво и с иронией, достойной её самого знаменитого персонажа, осмысляет увиденное. Что цель новой России — не гуманизация, а механизация государства. Что в обществе, объявившем себя бесклассовым, всё поделено на ранги и классы. Что советских рабочих заставляют трудиться против некоего классового врага, но повстречать этого врага невозможно. Издание гениально проиллюстрировано фотографиями из российских архивов. Но чем оно действительно хорошо, так это комментариями Трэверс ко всему увиденному. Против абсурда этого нового, не слишком ладно работающего мира она вооружается единственным безотказным оружием — иронией, которая одинаково пригодится ей и в экскурсии по Эрмитажу, и в поездке в трамвае: «В России существует правило, что любой пассажир, даже если ему ехать всего одну остановку, должен зайти в трамвай сзади и потом продираться сквозь переполненный вагон, чтобы (если останется жив) выйти с другого конца».

   

Дэвид Эдмондс. «Убили бы вы толстяка?»

М.: Издательство института Гайдара

Философ Дэвид Эдмондс написал популярную книгу о знаменитой моральной проблеме, у которой даже собственная наука есть, «вагонеткология». Если вы видите, что на пятерых человек несётся вагонетка (или, как в современном варианте, поезд) и единственным способом их спасти будет скинуть на рельсы совершенно невинного толстяка, пожертвуете ли вы толстяком? Вопрос, стоят ли пять жизней одной (а сотня? тысяча? миллион?), далеко не праздный и на самом деле является краеугольным моральным камнем нашей цивилизации — стоит для начала ответить на него, чтобы потом уже отвечать на всё остальное. Что нам Эдмондс достаточно подробно и разъясняет.

   

Марио Варгас Льоса. «Скромный герой»

СПб.: «Азбука-классика»

Мы когда-то сетовали на то, что сериалы заменили нам фильмы. Книги Марио Варгаса Льосы прекрасно способны заменить нам сериалы. Тут есть всё, чего может ждать читатель: интриги, преступники, благородные герои, низкие злодеи, волшебство и та доля необходимого абсурда, без которой легко утратить всякое доверие к автору. Нам, конечно, очень повезло считать Льосу своим современником. Он всё-таки из тех времён, когда слова ещё умели дарить утешение, а книги — выстраивать целые литературные миры. Мир Льосы прекрасен не только тем, что он так давно и ювелирно выстроен. Его чудо в том, как воображаемое может быть абсолютно убедительным и в то же время нарочито нереалистичным. Вот скромными героями этого романа, например, становятся благородные старики, которые отказываются идти на поводу обстоятельств: одному угрожают собственные дети, другого одолевают шантажисты, и оба не сдаются. И нам не велят.

   

Клаудио Магрис. «Дунай»

СПб.: «Издательство Ивана Лимбаха»

Эта книжка решительно пришла к нам из другого века — биография главной европейской реки, написанная в 1986 году, до сих пор входит в список обязательного документального чтения для любого европейца. В 2016 году, когда она наконец переведена на русский язык, трудно разделить разве что магистральное чувство книги: опьянение пространством. В центре тут — волшебный мир Дуная, который, казалось, возник ещё вчера, должен был стоять вечно, а сегодня утрачен безвозвратно. Задача тут не в том, чтобы коллективно поностальгировать, а чтобы описать, ничего не забыв, место действия истории, где и ходили фашистские палачи, и ступали герои «Песни о Нибелунгах», и венцы гуляли с кладбище в кафе и обратно, и фреску старинной аптеки в Братиславе до сих пор украшает изображение бога времени. Всё это пространство идеально для анекдота, и Магрис устраивает здесь ускоренную перемотку историй: увлекательных, страшных, смешных, важных и незначительных, но неизменно рассказанных эрудированным и интересным собеседником. После смерти Умберто Эко так с нами уже никто разговаривать не умеет.

   

Анна Достоевская. «Солнце моей жизни — Фёдор Достоевский. Воспоминания 1846–1917»

М.: «Бослен»

Жёны писателей, конечно, — это особый жанр русской классики. Той её части, в которой ни одна женщина не интересует нас, пока не имеет своего писателя в порту приписки. Мы знаем, что без жены Анны не было бы Достоевского: она сама записывала его книги, сама издавала, сама вела дела. Но какой была сама Анна без Достоевского? Воспоминания Анны Достоевской, впервые вышедшие в 1925 году, не дадут полного ответа на этот вопрос, поскольку с самого начала публиковались с купюрами. Новая книга, расширенная и дополненная, в которую вернули советские купюры и главы о жизни Достоевской после смерти мужа — это именно что книга о ней самой, первая, в сущности, попытка разглядеть её в тени писателя. А женщина она была решительно удивительная: строгая, убеждённая, целеустремлённая. Чего стоит одна история, как на спор с мужем, невысоко ценившем женские способности к серьёзным занятиям, она стала собирать марки — и собирала их 49 лет, сделавшись первой в России женщиной-филателистом.

   

«Джойс, Нора. Любовные письма»

М.: Издательство Art House Media

История встречи Джеймса Джойса с горничной Норой Барнакл стала одной из главных любовных историй мировой литературы. Хотя Джойс и не писал «для Норы» (а она не читала его книг), весь «Улисс» в какой-то степени становится проекцией этого романа, а днём действия выбран день встречи Джойса и Норы, 16 июня 1904 года. В 1909 году Джойс и Нора впервые были вынуждены ненадолго разлучиться — и он пишет ей из Дублина в Триест страстные, почти порнографические письма. Эти письма вовсе не обязательно читать, представляя их автора и любовную историю, которая стоит за всем этим. Куда интереснее вычитывать, каким на самом деле может быть разговор двух любовников. Ведь тело — язык этого разговора, постель — его главное место действия, и он никак не может закончиться целомудренным лепетом. В этих письмах Джойс называет возлюбленную «любовь моя, птичка Пук-пук и Трах-трах» и призывает: «Напиши же мне длинное, как твои разведённые ноги, письмо, чтобы пятки его на крестце моем дрожью сходились». Письма Джойса изданы в России в переводе Сергея Соловьёва — возможно, слишком поэтическом, но зато такая лирика оказывается понятнее на русском языке. Литературность текста как бы примиряет нас с его голой и честной телесностью.